— Теперь понятно.

— Тебе понравились мои друзья?

— Мне очень понравилась Марва. Скромная, приятная египетская девушка.

— Я рад. Завтра уезжаем в Хургаду.

Я не смогла сдержать своего восторга по этому поводу и радостно поцеловала Валида в щеку.

— Ну, наконец‑то! Я думала, что не смогу этого дождаться.

— Ты хочешь в Хургаду, потому что не любишь мою семью? — насторожился Валид.

— Я хочу в Хургаду потому, что мечтаю остаться с тобой наедине, — выкрутилась я.

— Я хочу, чтобы завтра, перед отъездом в Хургаду, ты приготовила мой любимый супчик из чечевицы.

Подумав о том, что мне придется готовить мой нелюбимый суп‑пюре, я тяжело вздохнула и предложила своему мужу другой вариант.

— Валид, а может, я тебе лучше русский борщ приготовлю? Пальчики оближешь! — Вспомнив о борще, я проглотила слюну и подумала о том, что даже при упоминании о русской пище у меня не на шутку разыгрался аппетит. — Я, правда, в Москве борщ из свинины варю…

— Свинина запрещена исламом, — с особой брезгливостью напомнил Валид. — Я мусульманин.

— Я знаю. Но я смогу сварить борщ из другого мяса или даже из курицы. Без проблем! Я такие борщи варю! Да тебе и не может не понравиться — это же так вкусно!

— Мне не нравится русский борщ, — резко ответил Валид. — Это не мужская еда.

— А ты его ел? — окончательно растерялась я, но муж промолчал и не ответил на мой вопрос. — Как же ты его ел, если никогда не был в России?

Увидев, что муж молчит, я посмотрела на него недоверчивым взглядом и тихо спросила:

— Или ты был в России, просто я об этом не знаю?

— Я не был в России, — резко ответил Валид. — Ты моя жена, и между нами должно быть полное доверие.

— Если ты не был в России, значит, кто‑то из русских девушек готовил тебе его здесь, — тут же сделала я заключение. — Это была Надя?

— Нет, не Надя.

— А кто? Валид, а у тебя до меня было много русских туристок?

— Я не хочу отвечать на этот вопрос. Я же не спрашиваю тебя о том, сколько мужчин у тебя было до того, как ты стала моей женой.

— Если бы я знала, что на свете есть ТЫ, то мне бы вообще никаких мужчин не нужно было, — сказала я и взяла мужа за руку — мы уже подъезжали к дому его родителей.

Разговор о русском борще никак не выходил у меня из головы и почему‑то вызывал во мне жгучую ревность. У самого входа в дом я не выдержала и укоризненно произнесла:

— И все же я в сто раз лучше готовлю русский борщ, чем та девушка, которая тебе его когда‑то варила.

— Это не мужская еда, — пробурчал муж и вошел в дом.

В предвкушении скорого отъезда в Хургаду я встала как можно раньше, собрала сумку с вещами и пошла на кухню для того, чтобы приготовить мужу его любимую похлебку из оранжевой чечевицы, напоминающую по вкусу гороховый суп, только более острую. Так как суп из чечевицы подают вместе с лимонным соком, я стала тщательно мыть маленькие кругленькие лимончики, которые отличались от наших формой, и размером они были чуть больше, чем оливки.

В этот момент я почувствовала, что кто‑то коснулся моей ягодицы. Я вздрогнула и увидела рядом с собой Ахмеда.

— Ты что себе позволяешь? — не удержавшись, я ударила его по руке.

— Это ты что себе позволяешь? — Ахмед посмотрел на меня таким взглядом, что меня парализовал страх. — Я буду тебя трогать сколько хочу. Скоро я буду тебя иметь. Ты забыла, что убила Мухаммеда?

— Я не специально.

— Я могу засадить тебя в тюрьму. Не заставляй меня это делать. Тебе лучше не знать, какие в Египте страшные тюрьмы.

При этом Ахмед ущипнул меня за ягодицу так сильно, что я слегка вскрикнула и залилась алой краской.

— Ты что? Больно же! Может кто‑нибудь войти.

И я, действительно, оказалась права. В ту же минуту на кухню вошла свекровь и стала проверять, как я готовлю суп. Ахмед сразу же ретировался в неизвестном направлении, а свекровь начала что‑то громко говорить на непонятном для меня арабском языке, а чуть позже она перешла на крик. Нетрудно было догадаться, что она на меня за что‑то ругается. Какое‑то время я старалась не обращать на свекровь внимания, но, убедив себя в том, что я делаю все правильно и она незаслуженно кричит на меня, я с трудом удержала себя от того, чтобы не ударить ее половником, и сквозь зубы спросила:

— Что вы кричите? Что вам не нравится? Вам не угодишь: все не так и все не этак. Я делаю все правильно.

Увидев, что я скалю зубы, женщина закричала еще сильнее и стала злобно размахивать руками. Не выпуская половника из рук, я смотрела на нее, не скрывая своего раздражения, и представляла, с каким бы диким удовольствием я вылила ей на голову кипящий суп с оранжевой чечевицей. Я представляла, как она вся сама становится оранжевого цвета, лопается от злости и уходит из моей жизни.

— Послушайте, что вы ко мне привязались? — вновь заговорила я со свекровью, которая не понимала ни одного русского слова. — Если вы не голодны, то не мешайте мне готовить и тренируйте свои голосовые связки в другом месте. Я понимаю, почему вы меня невзлюбили. Вы невзлюбили меня из‑за того, что я русская. Из‑за того, что я не родилась на Востоке и не мусульманка. Вы хотели, чтобы ваш сын женился на египтянке, но уж, извините, сердцу не прикажешь. Если бы не я, ваш сын уже сидел бы в тюрьме. Вы должны быть мне благодарны, потому что я заплатила за него двадцать тысяч долларов, а это, между прочим, немалые деньги. У вас отродясь таких не было.

Как только в кухню вошел мой муж, я повернулась в его сторону и спросила обиженным голосом:

— Валид, что твоя мать на меня кричит? Что ей не нравится?..

Валид принялся разговаривать со своей матерью, и, как только диалог между ними был закончен, она что‑то громко крикнула и вышла из кухни.

— У меня голова от нее разболелась, — пожаловалась я мужу.

— Моя мама ругается по делу. Ты должна ее слушаться точно так же, как и меня.

— А что случилось? Я суп приготовила, тот, который ты и хотел.

— Когда мама на тебя кричит, ты должна молчать и ни в коем случае ей не перечить, — объяснил мне Валид. — Если ты не будешь ее слушаться, она может просто тебя избить.

— С чего бы это? Приплыли, я еще свекрухой битая не была! — развела я руками. — А я ведь и постоять за себя могу, — мой взгляд случайно упал на поварешку, лежавшую на столе.

— Я не люблю что‑либо повторять по два раза. Ты должна слушаться мою мать, и если она на тебя кричит, то ты должна опустить голову, со всем соглашаться и ни в коем случае ей не перечить.