неприятной деталью было то, что ко всему Хидеки был довольно сильно связан и его руки выглядели слишком, на ее взгляд, бледными. Когда-то давно проходившей курсы первой помощи Кеко это показалось очень нехорошим знаком.

Вот только, как назло она даже пилочку с собой не взяла, а все острые и ценные предметы девочки из клуба запирали в шкафчик, и где они прятали ключ, быстро у Кеко не получилось определить.

Замок на шкафчике тот был от очень честных людей, Кеко на такие во время репетиций и выступлений насмотрелась, шкафчик даже отверткой отпереть можно было бы, или даже пилочкой… Но пилочки у Кеко не было, отвертки тоже, а из металлических предметов только и было подаренный Хидеки кулон в виде ленты Мёбиуса.

«Видимо, делать нечего. Но если это поможет Хидеки, то не так уж важно!»

На глазах Кеко навернулись слезы, но она подавила их, сняла кольцо с цепочки и решительно хлопнула по колечку каблуком, превращая в плоский кусок металла, которым при известной удаче можно было бы открыть шкафчик. Кеко подошла, засунула помятый кусок метала в замочную скважину, раздался тихий «крак» и замок повернулся. Шкафчик был открыт.

Кеко распахнула дверцу шкафчика и внутри, естественно, оказался нож для раскройки ткани, вполне прочный и острый, чтоб можно было перерезать веревки. Кеко, кое-как оттащила стул Хидеки подальше от вонючей лужи, разрезала на нем веревки. Когда же она с этим закончила, оттащила Хидеки еще дальше и отодвинула стул.

Руки Хидеки наконец-то начали обретать нормальный цвет, а парень, не приходя в сознание, застонал. Видимо, ощущения были крайне неприятные, но с этим Кеко крайне мало что могла сделать.

Кеко оглядела комнату на предмет моющих средств и инструментов и под раковиной нашла тряпки, моющее средство и ведро. Клуб кройки и шитья явно не бедствовал: тут нашлась даже стиральная мини-машинка. Сушилки не было, что не удивительно, это вообще редкость, но был очень мощный промышленный фен.

Работы было немало, предстояло раздеть Хидеки, как-нибудь его обтереть, постирать и просушить испачканную одежду, вымыть комнату и уничтожить все следы. В комнате было не холодно, и Кеко разделась сама, предварительно закрыв дверь, шторы и занавеси в стекло в двери. Оставшись в белье, она надела перчатки и непромокаемый фартук нашедшиеся там же, где было моющее средство, и принялась за работу. Работы было не так много, хоть и не особо приятной, но, кроме нее, не было никого, кто мог бы этим заняться. Да и вообще, это работа девушки — позаботиться о своем парне.

За работу!

* * *

Хидеки пришел в себя со странным ощущением, будто он лежит голым на полу, и кто-то пытается надеть на него штаны. Ладно, хоть не снять… Стоп! Что значит одеть!

В себя он пришел от острого запаха, напоминавшим ему о дежурствах в туалете в школе или на подработке. Чистящий гель с каким-то активным веществом на основе хлора… Что за ерунда лезет в голову!

Он попытался осознать собственные ощущения, не открывая глаз. Немного болели щеки и запястья рук, но не критично, руки он чувствовал. Вроде бы затекла спина, хоть и не сильно.

И тут на него накатило.

Похищение, пощечины, насмешки, отсутствие возможности что-либо сделать. Ухмылки, видные даже через маску. Предчувствие будущих проблем. Разочарование во влюбленности. Очередное. Боль в желудке и какой-то шум в коридоре. Странно. Стоп, что за ерунда: как так может быть, что на него надевают штаны.

— Ну и тяжелый же ты, Хидеки-кун, — услышал он бормотание вполголоса.

Бормотание, что он слышал так близко, было произнесено голосом, который он отлично знал. Голосом Кеко Аме.

— Ке-ке-ке-ко — сан, — кое-как прохрипел он, — открывая наконец глаза, вы что такое делаете?

Пытавшаяся на него натянуть штаны Кеко, ойкнула, выпустила штаны из рук и отскочила.

Штаны были сухими, и даже немного теплыми. И чистыми. Хидеки натянул штаны и огляделся. Центр комнаты, там, где стоял стул, выглядел мокрым, как и тот стул, к которому его привязали. Обрывки веревки лежали в пакете, там же лежали одноразовые перчатки и какие-то тряпки… или салфетки. В общем, было понятно, что произошло. Не очень понятно как и почему, но вполне себе понятно, что. Какой позор!

И Хидеки захотелось уже не просто умереть, а закопаться под землю. Да как же так! Ему казалось, что предстать связанным и обделавшимся перед девушками из клуба кружком кройки и шитья — худшее, что может быть в жизни. Как же он ошибался. Совсем нет. Худшее, что может быть в жизни — это когда тебя в твоем самом позорном виде из вообразимых, находит девушка, в которую ты влюбился. Хидеки задумался о том, достаточно ли высокая крыша у этого здания, чтоб уже не пришлось беспокоиться о таких мелочах… И закрыт ли на нее вход…

— Хидеки, — видимо, мысли Хидеки достаточно отразились на его лице, чтоб Кеко забеспокоилась, — успокойся! Все в порядке! Никто, кроме меня, ничего не видел! Сейчас все высохнет, выкинем мусор подальше и вообще не останется никаких следов!

Как Хидеки мог сказать, что основная-то проблема как раз в том, что все это видела именно она. Хидеки закрыл глаза и сел, прислонившись к стене, недалеко от которой пришел в себя. Говорить не хотелось, челюсти сводило от жуткого стыда, лицо было ярко-красным от осознания позора, но молчать он просто не мог.

— Кеко, — начал он, опуская и суффиксы, и вежливое обращение, какой в этом вообще смысл… С прыжками с крыши он решил пока подождать… До понедельника. Как минимум. — Кеко, — повторил он, — А я ведь ты мне нравилась… — Кеко подавила всхлип, не решаясь сказать хоть что-нибудь, чтоб ненароком не прервать и так крайне морально нестабильного и находящегося в явном раздрае чувств Хидеки, — Я даже, наверно, был в тебя влюблен. Ты была очень миленькой, но не в этом дело… Не только в этом, ты была одна из немногих, если не единственная, кто относилась ко мне нормально…

Хидеки замолчал и Кеко решила заполнить паузу нерешительным замечанием:

— Я к тебе не относилась по-особому, Хидеки-к… — Суффикс она тоже решила упустить. — Я к тебе относилась как к обычному однокласснику.

— Вот именно, — голос Хидеки окреп, — ты относилась ко мне нормально. Не хуже и не лучше, чем ко всем остальным. А еще ты миленькой, правда, я это уже, вроде говорил. Миленькой и очень доброй. Ко всем, включая одного не очень приятного толстяка… Какой я… Как мало мне оказалось нужно, чтоб влюбиться… Но именно поэтому… Поэтому…

Кеко