— А, так этот вариант все-таки был? — я тяну это даже с легкой обидой, что не поддалась этому искушению.

— Но надела ты его, — одна из ладоней Эмиля скользит по ткани моего подола, разглаживая на нем невидимую складку, — и ты и вправду очаровательна, словно сказочная фея. Хочу ли я делиться твоим волшебством с этим прощелыгой Змеем? Ведь я же знаю, как он обходится с женщинами. Он ведь уже целовал тебя сегодня?

— М-м-м, — к моему горлу подкатывает ком, — это тебя не касается.

— Значит, целовал, — в мягком голосе Эмиля проявляются действительно жесткие нотки, — что ж, тогда я просто обязан лишить его этого преимущества.

Что-то в его голосе заставляет меня взбрыкнуть, рвануться наружу. Куда там. Меня плотно сжали клещи его рук.

— Эмиль, пре… — слова заканчиваются неожиданно, когда мягкие губы Эмиля жалят меня в шею. Ох…

Жгучий дурман растекается по венам, прорастает в них, ветвится во все стороны, ослепляя меня и лишая дара речи.

— Не бойся, мышонок, — хрипло шепчет Эмиль мне на ухо, — я не обижу.

Не обидит он! Тогда какого черта его рука уже делает у меня под юбкой? 

— Эмиль…

— Я остановлюсь, если скажешь, — его горячий шепот будто до самой души мне достает, — скажешь?

Наверное, мне стоит…

Самое глупое что можно сделать женщине после измены мужа — изменить ему самой.

Интересно, какой мудак это придумал? 

Я не останавливаю. Я просто тихо жмурюсь, пытаясь понять, что мне делать, а Эмиль сам все решает за меня.

Юбка ползет еще выше, безжалостно уступая широким мужским пальцам, не знающим ни стыда и ни совести. Быстро. Очень быстро. Когда уж тут думать?

Черт, надо его остановить, надо… 

Только как же хочется отключиться от всех «надо», и сделать хоть что-то…

Назло!

Я хотела от Назарова детей.

Я ждала, пока этот ублюдок дозреет.

Была правильной, скромной, удобной, такой, какой он хотел...

А он трахал на нашей с ним кровати свою губастую лярву!

Уж лучше бы честно сказал, что хочет развода. 

Я тихонько охаю, когда пальцы Эмиля касаются ткани трусиков.

— Тоже давно никого не было, мышка? — вкрадчиво шепчет мне в самое ухо этот наглый медведь. — Твой муж с тобой в постели смеет спать? У него точно все с головой в порядке?

— Льстишь? — это я выговариваю, запрокидывая голову и упираясь затылком в твердое плечо. — Чего только ни наболтаешь девчонке, чтобы уступила? Только спать с тобой я все равно не буду.

— Тогда давай вот так…

Он разворачивает меня к себе лицом быстро и просто, а потом подхватывает под бедра и усаживает прямо на широкий подоконник.

— Хочу видеть твое лицо, мышка, когда ты кончишь, — шепчет он, настойчиво разводя в стороны мои колени, и снова проскальзывая шершавыми ладонями по моим бедрам.

— Когда я что? — и тут я резко задыхаюсь от того, что он мне ответил на практике.

Твердые пальцы очень быстро пробираются под тонкую ткань, плавным движением скользят по скользким, и без его прикосновений пылающим складкам, многообещающе касаются клитора, а после стискивают его, выбивая из меня только восторженный возглас.

Настя, Настя, только вдумайся, что ты делаешь? На окне? С раздвинутыми ногами? Дала залезть себе в трусы?

Господи, да когда уже эта мерзость перестанет сверлить мне мозг?

Кто я? Мужняя жена? Не-а. Даже Дэн согласен с этим исходом и уже не скрывает, как ему не терпится всем рассказать о своей новой пассии. А скоро я перестану быть ему женой еще и официально. И ничего я Дэнчику уже не должна, раз и он мне не должен.

— Мне надо поднажать, чтобы ты перестала думать?

Эмиль не угрожает, он просто ставит перед собой задачу. Сказано поднажать — он и поднажимает, резко растирая мой клитор раз за разом.

Если у меня и были мысли до этого, то сейчас они и вовсе закончились.

Нет сил ничего думать, есть смысл тихонько похныкивать и вилять бедрами, пытаясь увернуться от этих безжалостных пальцев, чтобы не сойти с ума окончательно.

Нет, не выходит.

Он настигает меня всякий раз. И всякий раз его пальцы будто карают меня за то, что я допускаю мысль о прекращении этой сладкой пытки.

Может, все-таки не бежать? Не прекращать? И пусть он…

Он останавливается. Тогда, когда я, кажется, была уже готова сдаться на его милость, за секунду до самого пика.

— Эми-и-иль, — мой жалобный всхлип получает только кривую усмешку.

И он с минуту просто поглаживает меня там, не совершая ни малейшего дальнейшего притязания.

— Не передумала еще насчет того, что ты со мной не будешь, мышка? — с ласковым сочувствием интересуется Эмиль. — Кровать недалеко...

— Пф, — я фыркаю, пытаясь выглядеть независимой, что ужасно сложно, когда у тебя в трусах находится рука твоего собеседника, — если это все, что ты можешь, какая тебе кровать?

Ох, зря я это сказала.

Зрачки у Эмиля расширяются, и он одним только точным движением толкается пальцами глубже. Внутрь меня. Сразу тремя пальцами.

Ох!!!

— Эмиль, — я буквально захлебываюсь звуками от ощущений. А он приостанавливается, склоняясь ко мне ближе, будто затапливая меня кипящей лазурью своих глаз.

— Еще? — его мягкий шепот целует меня в полураскрытые губы вместо самого Эмиля.

— Еще! — я сама впиваюсь в его губу зубами, втягивая в поцелуй.

И вот тут начинается трах.

Вот этот языком трахает, не распыляясь на вкрадчивость и неторопливость. Натягивает мой рот на свой язык, иначе и не скажешь.

Его пальцы внутри меня не отстают от ритма.

Если интимный напор у него такой же — с ним нужно трахаться прямо на полу, никакая кровать этого не выдержит.

Настя, ты ведь несерьезно? Ты ведь не можешь! И думать об этом особенно! 

Могу, оказывается.

Это почти что танец, только вместо движений ног — судорожная возня на одном подоконнике.

Мои пальцы впиваются в твердые, кажущиеся литыми плечи. За них я пытаюсь удержаться, до того как упасть в бездну окончательно. Тщетно!

Под моим затылком холодное стекло, но мне это не помогает остыть или хотя бы чуть-чуть отодвинуть меня от закипания.

Он угадал. Секса у меня не было прилично.

И вот чтобы вот так — без прелюдий, на чистом порыве, на первом попавшемся подоконнике…

Дэн называл это «угасание чувств в браке» и утверждал, что это нормально. Просто нам стало нужно все больше условий, чтобы это было.