С учетом национальности нашей пропавшей практикантки исключать Андрюхину версию было нельзя.

Кроме того, стало ясно, что неверно датировать исчезновение Маруси временем рассылки текста про птичек. Первоапрельские факсы отправляла не она сама: это кто-то из моих коллег в офисе запустил ее компьютер, и тот исправно завершил выполнение приостановленной накануне программы.

«Точно, ведь утром был перебой с электроэнергией из-за Андрюхиного чайника! – проявил сообразительность мой внутренний голос. – Потом монтер все починил, и дотошная Катерина, как обычно, включила все приборы, проверяя, не сгорело ли что-нибудь. Не в первый раз у нас такая петрушка!»

Итак, по всему выходило, что последней пропавшую Маруську видела все-таки я, и было это в последний вечер марта. Я крепко задумалась, прикидывая, какая в связи с этим роль моей личности в данной истории? Внутренний голос, осознав, к чему идет дело, заволновался и поспешил заметить:

«Строго говоря, ты никак не могла быть последней, кто видел Маруську. Не испарилась же она из кабинета, как только ты закрыла дверь! После тебя ее наверняка видели еще какие-то люди. Хотя бы ночной охранник, ведь она непременно должна была пройти мимо него, когда выходила из здания».

– Это идея! Надо спросить охранника! – Я определилась и с целью, и с направлением дальнейшего движения и оживилась.

«Да я не к тому это говорю, чтобы ты бежала пытать ночного сторожа! Я совсем наоборот! Чтобы ты никуда не бегала и никого не допрашивала! – всерьез занервничал внутренний голос. – В том, что Маруся пропала, нет никакой твоей вины, зачем же опять затевать опасные сыщицкие игры?!»

– Затем! – непонятно, но решительно ответила я, уже перебирая ногами ступеньки лестницы.

Внутренний голос еще роптал, но я уже приняла решение и смело сунула голову в полукруглое отверстие в стеклянной перегородке, отделяющей от нахоженной народной тропы закуток нашего сторожевого дедушки.

– Кто дежурил тридцать первого?

Услышав мой вопрос, Семен Петрович почесал плешь, перекосился за столом и надолго уткнулся взглядом в настенный календарь с изображением какого-то дальнего родича щеночка Гапы.

Непосредственно на его лохматом боку помещались клеточки с цифрами, перечеркнутыми косыми красными звездочками, похожими на кривобоких человечков. Это производило странное и даже неприятное впечатление: словно милый песик по примеру военных летчиков, которые выразительными значками отмечали на бортах стальных птиц сбитые самолеты противника, вел какую-то свою недобрую статистику. Я сразу вспомнила французско-бангладешского бульдога, совершившего вражеский налет на нашего Зяму.

– Ну, кто мог дежурить тридцать первого… В принципе Иваныч мог дежурить, – изрек наконец Семен Петрович. – Да и Никифоровна тоже в принципе могла.

– А вы сами в принципе не могли? – спросила я с надеждой.

Мне не терпелось приступить к работе со свидетелем и не хотелось откладывать столь важное дело из-за такой досадной малости, как отсутствие поблизости этого самого свидетеля.

– В принципе мог и я, – согласился Семен Петрович, прекратив буровить пытливым взглядом клетчатый бок победоносной собачки. – Но только в принципе! Потому что на самом деле я тридцать первого не дежурил. Тридцать первого я в баню ходил. В парную!

Дед мечтательно вздохнул и окончательно потерял нить беседы.

– Вот ты, Инночка, ходишь в парную?

– Зачем? Я и так вечно в пене, в мыле – столько хлопот! – пожаловалась я, быстро, но аккуратно (чтобы ненароком не гильотинироваться) вынимая голову из полудырки в стекле.

Поскольку я весьма непоседлива и нипочем не смогла бы повторить Емелин подвиг с многолетним сидением на печи, то эффективнее соображаю на бегу, чем стоя на месте. При этом мне результативнее думается, когда я молчу, а молчу я редко – в основном, когда ем. В результате наилучшим для меня мыслительным режимом является легкая трусца с карамелькой за щекой. Именно поэтому (а вовсе не потому, что я такая сладкоежка!) у меня в сумке всегда полно конфет.

Выйдя из офисного здания, я развернула шоколадный трюфель и положила его в рот, а обертку скомкала и бросила в урну у крыльца, но промахнулась – бумажка спланировала на асфальт и с легким шорохом заскользила по нему наискосок через двор. Будучи девушкой в целом культурной, я порысила следом, чтобы вернуть мусор в урну, но это оказалось не такой простой задачей. При поддержке переменчивого весеннего ветерка конфетный фантик демонстрировал чудеса проворства. Я метров десять пробежала в поясном поклоне по затейливой кривой, но так и не настигла резвую бумажку: она впорхнула под машину и там наконец угомонилась. Укладываться животом на асфальт для того, чтобы достать беглый фантик, я не стала – это было бы чересчур даже для очень культурной девушки, – ограничилась тем, что присела на корточки, с пытливостью доярки, озабоченной надоями, заглянула под автомобильное брюхо и вдруг услышала:

– Снова ищешь ямку, где прилечь?

От неожиданности я покачнулась, не удержала равновесие и позорно села на асфальт. Из открытого окна машины послышался радостный гогот. Я с ненавистью посмотрела на собственное отражение в серебристом боку «Лексуса» и даже за слоем дорожной пыли разглядела проступившую на щеках краску.

– Пардон, мадам! – Дверца авто открылась, и на асфальт ступила мужская нога в испачканном глиной ботинке. – Кажется, вы снова нуждаетесь в моей помощи!

Я в этот момент больше всего нуждалась в гранатомете, выстрелом из которого можно было бы разнести в клочья и дребезги чертов джип вместе с его хозяином, но ничего подобного у меня при себе не было (ибо редкая дамская сумочка способна вместить в себя гранатомет), поэтому пришлось пальнуть в насмешника исключительно глазами. Увы, к этому виду огнестрельного оружия Алехандро оказался нечувствителен.

– Ничего себе не отбила? – Добрый самаритянин одним могучим рывком поднял меня на ноги и слегка закрутил, заинтересованно заглядываясь на ту часть моего организма, которая могла получить травму при экстренной посадке на твердый асфальт. – Нет? Только испачкалась, дай отряхну!

– А ну, руки прочь! – Я завертелась, уводя свою пятую точку от соприкосновения с лапой доброго, но наглого самаритянина. – Знаем мы вас, отряхивателей! Что это ты здесь делаешь, а?

– Да ничего особенного, по делам приехал.

Мачо втянул свои манипуляторы, сделал невинную морду и изобразил полную незаинтересованность моей персоной, но я ему не поверила.

– Знаем мы ваши дела, – буркнула я по инерции, старательно гася разгорающуюся, как весенняя зорька, улыбку.

Внутренний голос уверенно подсказывал, что наша встреча отнюдь не случайна. Сто процентов, Алехандро хотел продолжить знакомство, узнал у бабушек в нашем дворе, где я работаю, и приехал к офису, чтобы меня подкараулить!

– Да ладно, какие там особые дела, в принципе я совершенно свободен, – заюлил хитрец. – А ты куда бежала? Может, тебя подвезти?