Сквозь сузившиеся зрачки мой мозг воспринимает контуры ближайших ко мне предметов. Раскаленный, размякший асфальт и валяющиеся кругом гниющие остатки фруктов, рыбьи головы, куски обгоревшего полотна, посеревшие обрывки газет, пыль, грязь, горячий ветер.

Я потею, шерсть становится мокрой – я вот-вот совсем расплавлюсь под этим солнцем.

Блохи кусаются все более остервенело, они присасываются ко мне, втискиваются в поры, как будто хотят спрятаться под кожей, внутри меня. Они все перебираются со спины ко мне на брюхо – блохи, которых я забрал с собой из холодного северного города.

Вдалеке виднеется высокая бетонная стена с колючей проволокой наверху. Над этой серой плоскостью склоняются странные чужие деревья – высокие, без ветвей, увенчанные огромной короной похожих на перья листьев. Я должен добраться туда, чтобы остаться в живых.

Я двигаюсь в сторону стены – иду вдоль огромных жестяных ящиков, которые совершенно не защищают меня от лучей стоящего прямо в зените солнца. Меня вдруг охватывает непреодолимое желание взглянуть вверх, прямо в середину этого лучащегося шара. Я поднимаю голову и стою, ошеломленный ясным простором неба.

Высоко надо мной парит хищная птица – один из тех опасных хищников, которые охотятся на все, что движется.

В поле моего зрения появляется край солнечного диска – раскаленный, разрушительный, причиняющий боль. Я тут же отвожу взгляд и гляжу на испаряющиеся прямо на глазах пятна масла на бетонной поверхности погрузочной платформы.

Солнце впилось мне глубоко в зрачки, оставило в мозгу свои пульсирующие отблески, и скачущие перед глазами круги мешают видеть окружающий пейзаж.

Я боюсь солнца, боюсь света, боюсь пространства, боюсь ветра, боюсь птиц.

Жизнь на поверхности – это страх, это опасность. Жить по-настоящему можно лишь внизу, в глубине – в земле, в подвалах и погребах, в каналах и складах, в сети канализационных труб, – там, где царит постоянная, неизменная, стабильная атмосфера.

Добраться, добраться бы до тихих, погруженных во мрак и серость, затхлых подземных лабиринтов – быстрее, как можно быстрее! Вернуться, отыскать родной город. Танцующие перед глазами круги постепенно тускнеют и исчезают. Стена уже близко. Я вскарабкиваюсь вверх по шершавой жести контейнера и перепрыгиваю через цементный водосточный желоб, стараясь не зацепиться за завитки колючей проволоки. Соскальзываю вниз, на другую сторону, между стенками из фанеры и волнистого металла.

Крысы. Всюду крысы. Весь город принадлежит крысам. Он принадлежит крысам в большей степени, нежели людям. Крысы не прячутся, они выходят наверх, бегают в солнечном свете дня, под яркими обжигающими лучами.

Я живу с ощущением постоянной опасности. Я чувствую себя в окружении. Я боюсь.

Я избегаю нор, подземелий, каналов, лабиринтов. Я обхожу их стороной, но все равно постоянно натыкаюсь на крыс, которые тут же кидаются в погоню за мной.

Я стараюсь жить на границе двух миров – мира крыс и мира людей. Я живу скорее на поверхности, чем внизу, живу в страхе, в постоянном раздражении. Я все время начеку. Но здесь мир крыс и мир людей тесно сплелись друг с другом, они взаимосвязаны, соединены, перемешаны. Крысы везде – в домах, в лифтах, на чердаках, в садах, на улицах и площадях.

Хвост, уши и бока – в струпьях засохшей крови. Даже здесь, на залитом солнцем, обжигающем лапки и брюхо асфальте, я боюсь, что вот-вот раздадутся враждебный писк и скрежет зубов.

Я зарылся в тростниковую крышу стоящего на берегу канала глиняного домика.

Пока они меня не учуяли. Пока. Но как надолго они оставят меня здесь в покое – перепуганного, больного, с истрепанными вконец нервами? Здесь, между бамбуковыми стропилами, среди шуршащих длинных листьев.

Я ловил ящериц и тараканов, гусениц и длинных тонких червяков, пожирал тухлые рыбьи головы и собачьи внутренности, мертвых крыс и гнилые фрукты. Я прокрадывался на помойки и в выгребные ямы, спасался бегством, бежал скачками по улицам – лишь бы подальше от крыс, как можно дальше от крыс.

Я должен вернуться. Мне обязательно нужно вернуться. Иначе меня окружат, разорвут на куски и сожрут.

Я приближаюсь к кораблю, хочу добраться до швартовочных канатов или до трапа. Трап поднят, вокруг летают птицы с длинными темными клювами. Надо дождаться ночи, и я прячусь среди деревянных ящиков.

Меня мучает понос, шерсть вылезает клочками. Мне обязательно нужно попасть на корабль, покинуть этот жаркий, слепящий солнечный город.

Мертвые люди – окровавленные, раздавленные – посреди пустой улицы.

У человеческого мяса нежный, сладковатый вкус, похожий на вкус свинины. Неожиданное появление автомобиля прерывает мою трапезу, и я прячусь в сточной канаве. Люди бросают останки в кузов, уже почти доверху заполненный трупами. Я чувствую запах горы уезжающего от меня мяса.

Самое опасное время – это ночь. Ночью крысы толпами выходят из своих нор, каналов и лабиринтов. Ночь, более прохладная, чем день, окутанная мраком, спокойная на вид, выводит их на улицу.

Я помню. Помню, как попытка пробраться подальше в город чуть не закончилась трагически. По темному переулку я приблизился к широкой улице и лишь тут заметил, что за мной по пятам следует целая толпа крыс, обеспокоенных появлением чужака.

Я кинулся вбок и побежал по ведущей в сторону порта узкой улочке. Мой единственный шанс на спасение – побыстрее оказаться среди людей, поближе к шуму и свету, притаиться в таком месте, где крысы не рискнут напасть на меня. Мне надо пробраться в какой-нибудь дом, где живут люди, забраться в угол и переждать.

Я мчался в темноте, а за мной гнались разъяренные крысы. В тот момент, когда огромный самец схватил меня зубами за хвост, на перекресток вдруг вылетела на полной скорости машина. Крысу колесом раздавило в лепешку. Преследователи приостановились, а я удрал.

Я снова был неподалеку от порта. Издалека доносился приглушенный шум волн.

Мне нужно было побыстрее найти подходящее укрытие. Я уже чуял в ноздрях запах приближающейся погони.

Удалось. На сплетенных из растительных волокон циновках спят люди.

Рядом, в деревянной колыбельке, спит маленький человечек.

Храп спящих и отблески горящего в очаге пламени обеспечат мне безопасность. Крысы, которые гонятся за мной, сюда не пойдут.

Я спрятался в углу, в небольшом ящике швейной машины. Усталый, измученный, я сразу же закрываю глаза. Я отдыхаю. Вспоминаю далекий порт, кирпичные стены, горячие печные трубы, снег, кровати с перинами, одеялами, подушками. Вдруг – резкий скрип автомобильных шин. Приближаются люди. Они идут сюда. От резкого удара дверь падает посреди комнаты. На улице светает. Скоро наступит яркий солнечный день. Люди вскакивают, кричат, стоят у стены с поднятыми руками. Те, которые пришли, переворачивают все вещи в комнате. Я пробираюсь внутрь большого глиняного кувшина. Как раз вовремя – из швейной машины выворачивают все ящики.