— Может быть… Но не сейчас, не в ближайшее время. А может быть, и никогда. Уж лучше погибнуть в сражении. Смерть в бою всегда прекраснее, чем жизнь в болоте.

— Это не смешно, Треб. Не стоит так говорить.

— Я знаю. — Принц вздохнул. — Придется мне явиться ко двору. А там посмотрим, решится ли отец что-нибудь сказать мне прямо в лицо! Если он не пожелает дать войско для похода на Арентию, то, возможно, позволит отправиться на север. Вокруг Чейдинхала крутится много разбойников, они не дадут нам заскучать. Вот было бы здорово!

Гулан кивнул, и Аттребус хлопнул его по плечу.

— Я не хотел тебя обидеть, старый дружище! Просто иногда, когда я слышу подобные разговоры, меня переполняет ярость!

— Никаких обид.

— Думаю, у меня тут все в порядке. Она не причинит мне вреда. Иди спать.

Поклонившись, Гулан вернулся в свою комнату. Аттребус остался стоять, опираясь на перила и глядя в ночное небо. Он надеялся, что телохранитель ошибался. Брак? Ну, может быть. В конце концов, женитьбы не избегнуть. Отец хочет его поторопить? Ну и ладно! Какое это может иметь значение? Разве жена удержит его в доме, вдали от настоящих дел? Если отец преследует такую цель, то его ожидает большое разочарование!

Слабый шум привлек внимание принца. Он обернулся… Словно здоровенный жук бросился ему в лицо. Аттребус отпрыгнул, едва сдержав вскрик, правой рукой шаря по поясу в поисках рукояти меча, которой там не оказалось.

Но, присмотревшись, он понял, что неведомое существо, стрекочущее крыльями над балюстрадой, вовсе не жук и не мотылек, а удивительная птица, сделанная из металла. Изящная штучка… Она уселась на перила, обратив на принца искусственные глаза, и, казалось, чего-то ждала.

Несколько мгновений Аттребус внимательно разглядывал птицу и обнаружил у нее на боку дверку — точно как на медальоне. Уже было протянув руку, он одернул себя: что, если это хитроумное устройство прячет в себе смертоносный подарок? Например, отравленную иглу, которая вопьется в кожу… Или прикосновение даст выход припрятанному до поры до времени волшебству.

А не слишком ли сложно для неизвестных убийц? Куда проще смазать ядом коготки птицы и приказать оцарапать его. Он бы и опомниться не успел…

Принц вернулся в комнату, отыскал кинжал и снова вышел к птице, сидящей по-прежнему неподвижно. Осторожно, кончиком клинка поддел дверку.

Игрушка прощебетала короткую причудливую мелодию и смолкла. Никакого колдовства…

Внутри Аттребус обнаружил темную, гладкую поверхность.

— Кто ты? — громко спросил он.

Птичка не ответила. Принц уже решил было оставить ее в покое до утра, а потом показать Йерве и Бреслину, которые понимали в подобных чародейских штучках гораздо больше, но едва он развернулся, чтобы уйти, как услыхал женский голос, настолько слабый, что вначале не смог разобрать ни слова. В первый миг он подумал, что Радаса проснулась и зовет его, но голос прозвучал вновь, и на этот раз ошибки быть не могло — звук шел от птицы.

Вернувшись, Аттребус заглянул в открытое отверстие.

— Эй? — осторожно поинтересовался голос.

— Кто там? — ответил принц.

— О, хвала провидению! — воскликнула женщина. — Я почти утратила надежду! Так долго!

— Ты… Нет, я чувствую себя глупцом, болтающим с игрушечной птицей! Ты можешь объяснить? И еще… Не могла бы ты говорить погромче?

— Прошу прощения, я не могу говорить громче. Нужно соблюдать осторожность. Это — Щебетун. Ну, та птичка, что сейчас около вас. Она заколдованная. У меня здесь есть медальон, связанный с ней. Таким образом мы можем разговаривать. А днем мы могли бы еще и видеть друг друга. Я с большим трудом различаю ваше лицо.

— А я ничего не вижу.

— Да. Здесь довольно темно.

— Здесь? Где ты находишься?

— Думаю, мы все еще над Чернотопьем. Я только мельком глянула вниз.

— Над Чернотопьем?

— Да! Долго объяснять, а у нас нет времени! Я отправила Щебетуна, чтобы он нашел принца Аттребуса. — Голос дрогнул. — Это вы, мой принц? Правда? Иначе Щебетун не раскрылся бы.

— Да. Я — принц Аттребус.

— О, ваше высочество, прошу простить мою торопливость и непочтительность…

— Не стоит извиняться. Кто ты?

— Меня зовут Аннаиг. Аннаиг Хойнарт.

— И ты находишься в плену?

— Можно так сказать, но я волнуюсь не поэтому! Я многое должна вам рассказать, но рассвет скоро и я боюсь не успеть. Весь наш мир находится в ужасной опасности!

— Я готов. Рассказывай!

Он слушал переливы ее негромкого, чуть хрипловатого голоса, несущегося через просторы Сиродиила и зловонные болота Чернотопья, и постепенно его сознание наполнялось ужасом и предчувствием беды, которое трудно постигнуть разумом. Когда Аннаиг закончила рассказ, обе луны висели в розовеющем небе блеклыми ломтиками. Принц расправил плечи и направился в гардеробную, где его встретил заспанный камердинер Терц.

— Я отправляюсь ко двору! — заявил Аттребус.

Титус Мид за свою жизнь побывал во многих шкурах: он был солдатом в армии наемников, полководцем в Коловии, королем в Сиродииле и, наконец, императором. А кроме того, он являлся отцом Аттребуса.

Внешнее сходство императора и принца сразу бросалось в глаза: у обоих было худое лицо с волевым подбородком и зеленые глаза, лишь слегка крючковатый нос и светлые волосы Аттребус получил от матери. Титус мог похвастать гривой темно-рыжих волос, хотя теперь уже изрядно подернутых серебряной изморозью.

Расслабленно развалившись в кресле, император внимательно выслушал Аттребуса, снял корону, вытер испарину со лба.

— Чернотопье?

— Чернотопье, отец. Так она сказала.

— Чернотопье… — задумчиво повторит Титус, возвращая корону на голову. — Ладно, и что?

— Что «и что», отец?

— Зачем мы это обсуждаем? — Правитель повернулся к министру, невысокому пухлому мужчине с лохматыми бровями и блеклыми голубыми глазами. — Хьерем, вы можете сказать, зачем мы все это обсуждаем?

Министр коротко хохотнул:

— Понятия не имею, ваше величество! Чернотопье — заноза в нашей пятке, я бы сказал. Аргониане отказались от защиты. Пускай в таком случае сами справляются со своими невзгодами.

Некое чувство нахлынуло волной в душу Аттребуса — такое сильное, что в первый миг принц даже не смог в нем разобраться. А потом понял — это уверенность. Если раньше он еще сомневался — не являлась ли Аннаиг хитрой волшебницей, решившей душещипательным рассказом заманить его в смертельную ловушку, то теперь последние сомнения развеялись. Нет, она говорила правду. И он верил в ее искренность неосознанно, полагаясь на свои чувства.