Эдуард III тем временем попал в лапы ростовщиков. Архиепископ Трирский дал ему кредит, но взял в залог корону, которую недавно изготовили в предвидении коронации в Реймсе. Воистину королевство Франция дорого обходилось английскому королю.

К счастью для него, его противник Валуа был не в лучшем положении, по крайней мере в первые годы войны. Взимать налог на оборону означало бесконечные переговоры. Провинциальные штаты, а начиная с 1343 г. и Генеральные, собрания бальяжей и диоцезов, все эти органы, обсуждавшие эд[25]и вотировавшие его, нисколько не избавляли представителей короля от переговоров с каждой общиной. Обсуждали форму обложения, пределы освобождения, процедуру сбора. Ордонансы могут создать впечатление, что королевский налог был один. На самом деле этих налогов была тысяча.

Эд поступал плохо: медленно и не полностью. Чтобы все же получить деньги, король по мере сбора налога уменьшал свои претензии. На начальном этапе переговоров он больше терял в политическом плане, чем выигрывал в плане денежных средств. В конечном счете лучше было не упорствовать, добиваясь ожидаемых сумм. Следовало отказаться от дальнейшего сбора и запросить новый налог.

Самым надежным налогом все еще была десятина, десятая часть чистого дохода церквей, в отношении которого авиньонские папы охотно делали вид, будто верят, что полученное будет использовано Валуа для подготовки крестового похода. Впрочем, разве тот, кто намерен отвоевать Святые места, не должен начать с того, чтобы привести в порядок свои дела? Пусть король Франции сражается с англичанами, он же закончит с этим делом до крестового похода… Как можно отправляться на Восток, не установив мир на Западе?

Таким образом, как у одного, так и у другого финансовое положение было неопределенным. Все начинания чем-то обуславливались. Внезапность исключалась — кампанию нельзя было начать без долгих оправданий. Невозможно было и планировать на долгий срок: никогда не было уверенности в том, что останется в казне назавтра. Начиналась война, ставки в которой были высоки как никогда, а ни у Филиппа VI, ни у Эдуарда III не было средств, чтобы долго ее вести.

Война во Фландрии

Эдуард возложил все надежды на союз с фламандцами, который в случае любой военной интервенции во Францию мог дать ему значительно более удобный плацдарм, чем Бордо. Король Франции, зажатый между Фландрией и Гиенью, — старая мечта, рухнувшая в 1214 г. при Бувине.

Дело, между тем, началось плохо. Назначенную на конец 1337 г. первую экспедицию сразу же отменили, официально — чтобы удовлетворить папу Бенедикта XII, который все еще проповедовал согласие между христианскими властителями, а в действительности — из-за нехватки денег. Весь 1338 г. прошел в переговорах со Священной Римской империей. Наконец, весной 1339 г. показалось, что можно переходить к военным действиям. Но высаженная в Антверпене и сосредоточенная в Брабанте армия напрасно будет все лето ждать немецких контингентов. Император Людовик Баварский не скупился на поощрения. Он даже назначил Эдуарда III «викарием империи». Более скуп он был на реальную помощь. Ситуация, прямо противоположная той, в которой оказался в 1297 г. граф Фландрский, напрасно надеявшийся на поддержку своего английского союзника.

Осенью Эдуард направился на юг, без успеха осадил Камбре и тщетно просил противника назначить «день сражения». Французы держались в отдалении, где-то в Артуа. Англо-имперский союз на том и кончится.

В это же время корабли короля Франции контролировали море, тревожа английские конвои, наводя страх на берега Гаскони, а также Сассекса или Девоншира. Генуэзские адмиралы Антонио Дорна и Карло Гримальди усилили флот французов, которым командовал Гуго Кьеpe. В то же время Бегюше создал себе репутацию первого «корсара» короля. Операции в стиле настоящих «коммандос», краткие высадки позволили французам сжечь Блей, Портсмут, Плимут, Саутгемптон. Пять лучших английских судов были внезапно затоплены в Зеландии, во время выгрузки шерсти. В Нормандии, где у людей была долгая память, начали настойчиво поговаривать о скором завоевании Англии.

Во Фландрии, напротив, время работало на Плантагенетов. Безработица, которую они сознательно устроили, приостановив экспорт шерсти, вылилась в мятеж против богатых и обеспеченных, против знати и деловой аристократии, против графа и его чиновников, наконец, против короля, союзником которого граф, не скрывая этого, был уже десять лет. Людовик Неверский любил жить в Париже; фламандцам это было не слишком по душе. Поэтому несколько эмиссаров английского короля без особых затрат поддерживали тлеющий огонь. В Ипре, в Брюгге, в Генте они давали ужины нотаблям, проявляли щедрость к простолюдинам, шумно обращали внимание на обнищание страны.

Якоб ван Артевельде никак не принадлежал к нищим, но его интересы кризис задел очень сильно. Этот крупный бюргер, сын эшевена, сознавал солидарность разных уровней сукноделия — предприниматели и ремесленники делали общее дело. Фландрия нуждалась в шерсти — вся Фландрия, от любого простого ткача до самого графа, чья казна немедля ощутит последствия всеобщего обнищания. Идя по улице, ремесленники кричали: «Работа! Свобода!» Эти слова имели смысл и для преуспевающих бюргеров, таких, как Артевельде.

3 января 1338 г. гентцы собрались и сделали его одним из капитанов города. Никакой политической программы у него не было, но он понимал ситуацию: его предложение состояло в том, чтобы восстанавливать благополучие разными средствами, от административной реформы до союза с англичанами.

Разом сплотившись, Фландрия восстала против власти Людовика Неверского. В апреле в монастыре Экхаутте прошло общее собрание представителей крупных сукнодельческих городов. Создали центральную комиссию, состоящую из делегатов от каждого города. Артевельде фактически взял на себя управление графством Фландрией.

Людовик Неверский попытался перехватить власть над большими городами. После двух месяцев напрасных усилий он признал свое поражение. Он даже усугубил его, велев обезглавить старого рыцаря-баннерета, очень популярного в Генте, по имени Сойе [Сигер] Куртрейский, арестованного несколькими месяцами ранее за желание вести переговоры с английскими посланцами. Людовик Неверский оказался в своем графстве Фландрии в полной изоляции. Как и в 1328 г., он обратился к своему сеньору — королю, который был обязан оказывать ему покровительство. В феврале 1339 г. граф Фландрский бежал в Париж.

Артевельде помнил, какие ошибки были совершены десять лет назад, и не имел никакой охоты их повторять. Он заверил Англию в нейтралитете фламандских городов, получил взамен за этот нейтралитет несколько посылок с шерстью, но отказался заходить дальше.

О восстании против французского короля по-настоящему можно было говорить только к концу 1339 г., когда незавершенность англо-имперской кампании в Камбрези и Тьераше свела обе армии невредимыми лицом к лицу у ворот Фландрии, и это наводило на мысль, что рыцари короля Франции вполне могут, как в 1328 г. при Касселе, прийти и восстановить власть графа.