И Эрагон заметил, что Арья и все остальные эльфы смотрят на него с выражением какого-то нового уважения, однако для него именно восхищение и одобрение самой Арьи было дороже всего.

— У меня были самые лучшие на свете учителя, — шепотом ответил он. И Арья не стала оспаривать это утверждение. Они немного помолчали, глядя, как кружат деревенские жители возле кузнеца и его дочери и что-то возбужденно обсуждают. Не сводя с них глаз, Эрагон чуть наклонился к Арье и сказал: — Спасибо тебе, что помогла Илейн.

— Пожалуйста. Хороша бы я была, если б не сделала этого!

Затем Хорст развернулся и понес девочку в свою палатку, чтобы Илейн могла полюбоваться своей новорожденной дочкой, однако толпа и не думала расходиться, хотя Эрагон уже порядком устал от бесконечного пожатия рук и всевозможных вопросов. Так что, попрощавшись с Арьей, он незаметно улизнул к себе в палатку и поплотнее завязал полог.

«Если только на нас не нападут, я в течение ближайших десяти часов не желаю никого видеть, даже Насуаду, — сказал он Сапфире, бросаясь на постель. — Ты не могла бы сказать об этом Блёдхгарну?»

«Конечно, скажу, маленький брат, — ответила Сапфира. — У меня точно такие же намерения».

Эрагон вздохнул и прикрыл лицо рукой, заслоняя глаза от утреннего света. Затем дыхание его стало замедляться, мысли куда-то поплыли, и вскоре странные образы и звуки, всегда сопровождавшие его «сны наяву», окружили его со всех сторон — реальные и все же вымышленные; живые и все же странно прозрачные, словно сделанные из цветного стекла. Пусть ненадолго, но он наконец обрел возможность полностью забыть о своих обязанностях и об ошеломительных событиях последних суток. Но сквозь сон все время слышал ту колыбельную, едва различимую, словно шепот ветра, полузабытую, убаюкивавшую его воспоминаниями о доме и о том счастье и покое, какие бывают только в раннем детстве.

Двое гномов, двое людей и двое ургалов — личная охрана Насуады, ее Ночные Ястребы, — стояли на страже у дверей того помещения, которое Насуада превратила в свой штаб, и смотрели на Рорана пустыми, ничего не выражающими глазами. Впрочем, он тоже старался, чтобы у него ни в глазах, ни на лице никаких чувств, когда он смотрит на них, не отражалось.

В эту игру они не раз играли и раньше.

Несмотря на то что физиономии Ночных Ястребов ничего не выражали, Роран знал, что сейчас они мысленно прикидывают, каким наиболее быстрым и эффективным способом его прикончить. Он знал об этом потому, что и сам прикидывал то же самое по отношению к ним, и это тоже было одним из условий привычной игры.

«Надо было бы немного вернуться назад, по своим следам… пусть бы они немного рассредоточились, — думал он. — Первыми на меня накинулись бы, конечно, люди; они действуют быстрее гномов, и тем более ургалов… А потом надо отнять у них алебарды. Это трудно, но я, наверное, смог бы… по крайней мере, одну-то уж точно отнял бы. Может быть, придется и молот в них метнуть. Как только я заполучу алебарду, то смогу остальных держать на расстоянии. Тогда у гномов надежды останется совсем мало, зато с ургалами придется повозиться. Мерзкие уроды… Но если использовать вон ту колонну в качестве прикрытия, то можно…»

Обитая железом дверь, по обе стороны от которой выстроились стражники, со скрипом отворилась. Оттуда вышел ярко одетый паж лет десяти — двенадцати и провозгласил несколько громче, чем было нужно:

— Госпожа Насуада ждет вас!

Некоторые из стражников сразу как-то вздрогнули, и взгляд их стал еще более рассеянным. Роран улыбнулся, метнувшись мимо них и понимая, что их мгновенная и не такая уж грубая ошибка вполне могла позволить ему прикончить по крайней мере двоих, прежде чем они успели бы снова прийти в себя. «Ну что ж, до следующего раза», — подумал он.

Комната, в которой он оказался, была просторной, почти квадратной и обставленной довольно убого: на полу какой-то совсем маленький коврик, на стене слева траченный молью гобелен, а стену справа украшает узкое, как щель, окно. В углу стоял плотно придвинутый к стене длинный деревянный стол, заваленный книгами, свитками и просто листками бумаги. Возле в беспорядке стояло несколько массивных кресел, обитых кожей и украшенных рядами бронзовых гвоздиков, однако ни Насуада, ни добрый десяток других людей, толпившихся возле нее, и не думали на эти кресла садиться. Джормундура, впрочем, там не было, но кое-кого из этих воинов Роран знал: под началом некоторых ему приходилось воевать, других он просто видел во время боевых действий или же слышал о них от своих приятелей.

— И мне совершенно безразлично, если из-за этого у него, видите ли, «горлышко болит»! — воскликнула Насуада, громко хлопнув по столу ладонью. — Если мы не получим этих подков и еще кое-чего, то с тем же успехом можем просто съесть своих лошадей, проку от них все равно никакого не будет. Я достаточно понятно объясняю?

Собравшиеся вокруг нее воины дружно закивали в знак того, что им все ясно. Они выглядели смущенными, даже растерянными. Рорану это показалось немного странным, однако на него произвело сильное впечатление то, как Насуада — женщина! — командует своими офицерами, и то, какое уважение она у них вызывает; впрочем, это уважение к ней он и сам полностью разделял. Он мало видел таких решительных и умных людей, как Насуада, и был совершенно убежден, что, где бы она ни родилась, она в любом случае добилась бы в жизни успеха.

А теперь идите, сказала Насуада, и все покорно направились к дверям, а она жестом велела Рорану подойти ближе. Он терпеливо ждал, глядя, как Насуада, обмакнув перо в чернильницу, что-то пишет на листке бумаги, затем сворачивает листок в трубку и подает одному из своих пажей со словами: — Передашь гному Нархайму. И на этот раз обязательно дождись ответа, прежде чем бежать назад, иначе я пошлю тебя убирать те помещения, где разместились ургалы.

— Да, госпожа моя, — сказал мальчик и помчался прочь, явно перепуганный этим обещанием насмерть.

А Насуада принялась рыться в груде документов, лежавших на столе. Потом, не глядя на Рорана, спросила:

— Хорошо ли ты отдохнул?

Он удивился тому, что ее это интересует, но ответил:

— Нет, не особенно.

— Жаль. Ты что же, всю ночь спать не ложился?

— Не всю. Илейн, жена нашего кузнеца, вчера рожала, вот я и…

— Да, мне уже сообщили. И я так понимаю, что ты бодрствовал, пока Эрагон не исцелил этого ребенка?

— Нет, я слишком устал.

— Ну что ж, хоть на это у тебя ума хватило. — Насуада отыскала на дальнем конце стола какой-то листок, внимательно его просмотрела и присоединила к аккуратной стопке других таких же листков. Потом как бы между прочим заметила: — А ведь у меня есть для тебя поручение, Молотобоец. Наши войска столкнулись в Ароузе с ожесточенным сопротивлением противника — куда более ожесточенным, чем мы рассчитывали. Капитан Бригман не смог самостоятельно разрешить эту ситуацию, и теперь нам нужно вернуть эти войска. А потому я посылаю тебя в Ароуз Бригмену на замену. Возле южных ворот тебя ждет оседланный конь. Поскачешь во весь опор — сперва до Финстера, а оттуда в Ароуз. Через каждые десять миль на всем пути отсюда до Финстера тебя будут ждать свежие лошади. А уж потом придется тебе самому искать возможность сменить коня. Я рассчитываю, что ты доберешься до Ароуза дня за четыре. Как только немного передохнешь, у тебя будет еще примерно… трое суток, чтобы положить этой осаде конец. — Она быстро глянула на Рорана. .Я хочу, чтобы через неделю, начиная с сегодняшнего дня, над Ароузом развевалось наше знамя. Мне все равно, как ты этого добьешься, Молотобоец; я просто очень хочу, чтобы это было сделано. Если ты не сможешь, тогда у меня выбора не будет: придется послать туда Эрагона и Сапфиру, а это оставит нас практически без поддержки; самостоятельно мы вряд ли сможем противостоять атаке Муртага или Гальбаторикса.