И Румо выбрал четвертый вариант. Нехотя упершись кулаком в бок, он отклонился в сторону от летящих стрел. Одновременно подняв другую лапу, пес слегка коснулся оперения одной из стрел — этого хватило, чтобы изменить ее траекторию. Вторую стрелу Румо решил перехватить на лету, но в ту же секунду понял, что идея была плохая: стало так больно, словно он сунул лапу в раскаленную печь. При торможении стрела сильно обожгла лапу, а шершавые волокна тростника содрали кожу. Но Румо не ослабил хватку — напротив, сжал кулак еще сильнее, остановив вращение стрелы. Тем временем другая стрела с треском пробила столешницу, на которой лежала голова Цордаса, пригвоздив переднюю лапу, сжимавшую рукоятку ножа, к задней. От ужаса кровомяс не мог выдавить из себя ни звука и снова хлопнулся в обморок. Румо стоял, стиснув зубы, и крепко держал стрелу, а из лапы текла тонкая струйка крови.

Смейк одобрительно присвистнул.

А Кромек Тума опять завыл.

Румо и Смейк вышли из трактира. Смейк бросил обглоданную свиную кость и глубоко затянулся сигарой. Фогар у Кромека не нашлось, но после долгого воздержания Смейк обрадовался даже ящику дешевых сигар из Южной Цамонии. Веки Смейка отяжелели от выпитого вина, но в общем и целом он давненько не ощущал такой легкости. Одним махом осушив бутылку красного вина из погреба Кромека Тумы, он, наконец, избавился от воспоминаний и страхов, вынесенных с Чертовых скал. Теперь-то Смейк окончательно вернулся в цивилизованный мир.

— Я двигаюсь быстрее других, — проговорил Румо. Он никак не мог прийти в себя после случившегося.

— Куда быстрее, — согласился Смейк, выпустив колечко дыма. — На то ты и вольпертингер.

Румо разглядывал свой новый костюм. На нем были заплатанные кожаные штаны Цориллы, едва доходившие до колен, и куртка из меха троллей, позаимствованная у Кромека Тумы. Одежда воняла кровомясами.

— А без этого никак? — спросил он Смейка.

Тот показал ему мешочек с деньгами, встряхнул им, с наслаждением прислушиваясь к звону монет.

— Никак, — ответил Смейк. — Без этого никак.

— Мне вот что показалось странным, — начал Румо, когда путники двинулись на восток от трактира «У стеклянного человека».

— Что же?

— Карточная игра. Она называется так же, как зовут меня.

— Да уж, — усмехнулся Смейк. — Действительно странно.

ЭЙДЕИТ

К вечеру Смейк и Румо сделали привал в рощице, показавшейся им безопасной — во всяком случае, Румо не уловил никаких сигналов тревоги. Развели костер — точнее, Смейк велел Румо собрать сухой травы, веток и древесной коры. Затем вольпертингер отыскал два камня и бил ими друг о друга, пока не высек искру и трава не вспыхнула.

— Вот, ты еще кое-чему научился, — похвалил Смейк. Удобно устроившись на мягкой куче кленовых листьев, он потягивал из бурдюка вино, которое прихватил в «У стеклянного человека». Едва понюхав вина, Румо поспешил отказаться, и Смейк наслаждался им в одиночку. — У тебя ловко выходит. Да и не в моем возрасте разжигать костры. В больших городах на каждом углу горит огонь — его поддерживают гномы-истопники. Любой может сделать небольшой взнос и зажечь факел. Вот это я понимаю.

Рой эльфийских ос закружился вокруг костра, жуки-хрустуны зажужжали над головой Смейка, грозя ущипнуть крохотными жвалами. Блуждающие огоньки с писком носились в клубах дыма. В Цамонию пришла весна, разбудив целые полчища насекомых. Пылевые мотыльки бесстрашно бросались в пламя, сгорая яркими вспышками. Смейк брезгливо поморщился.

— Вот отчего я не люблю бывать на природе: из-за насекомых. Пусть они тут хозяйничают. Насекомым — природу, всем остальным — города. Мы держимся подальше от природы, а насекомые — от городов: разве не справедливо? Что пауки забыли в спальне? Видимо, то же, что и мы — в этом лесу.

Тем временем Румо по приказу Смейка раздувал огонь. Удивительно, как быстро разгорается пламя!

— Натыкаясь на насекомых в цивилизованном мире, мы их убиваем, — бурчал Смейк. — Насекомые поступают с нами так же, только они куда коварней. В этих краях, кажется, водятся клещи-мумийщики, чей укус не просто убивает, а обращает в зомби — представляешь? Сами клещи — не больше песчинки. Годами они сидят на деревьях, но стоит тебе неосторожно сесть под таким деревом, и клещ падает тебе на голову. Паразит пробирается внутрь, до самого мозга, откладывает яйца. Ты и не заметишь ничего, но, когда из яиц вылупятся личинки, голова покроется плесенью изнутри, а сам превратишься в ходячего мертвеца и будешь питаться мошкарой.

Румо оглядел кроны деревьев и взъерошил шерсть на голове.

Взгляд Смейка прояснился, когда тот вновь посмотрел на огонь. Он грезил об огнях большого города. О каменных домах, высоких, как Сумрачные горы. Об оживленной уличной торговле. О трактирах. Он знал одну пивную в Гральзунде, где… Ветка громко треснула в костре, вернув Смейка к реальности.

— Больше всего мне хотелось бы сейчас зажарить на костре болотного поросенка, — вздохнул Смейк. — Знаю великолепный рецепт жареной свинины. Главный его секрет — тмин. А знаешь, как здорово тмин сочетается со смолистым сыром?

Румо больше всего хотелось, чтобы Смейк помолчал хоть минуту. Он что-то учуял и хотел прислушаться к звукам леса, а глупая болтовня червякула его отвлекала. Закрыв глаза, Румо напряг слух и обоняние, но все равно ничего не мог толком разобрать. В кустах, метрах в двадцати, сидело какое-то существо. Румо слышал его сердцебиение: спокойное, ровное, медленное. Очевидно, нападать существо не собиралось — если, конечно, не могло похвастаться таким самообладанием, что даже предстоящая битва не ускорила ритм сердца. Но он слышал, как работают еще четыре органа, издавая непрерывный скрип, треск и щелчки. Никогда еще Румо не встречал существа, чьи внутренности производили бы такие звуки.

— Завтра пойдем на охоту, — решил Смейк. — Пора тебе преодолеть отвращение, ведь ты охотник по природе. Охотиться я тебя научу. Может, даже встретим свинью: местность довольно болотиста для…

— Там кто-то есть, — шепнул Румо. — В кустах. Возможно, не один. Слышу странные звуки.

— Странные звуки? — Смейк тоже понизил голос. — Какие звуки?

— Треск каких-то органов. Я такого прежде не встречал. Органов — четыре.

— У таракрыс, по-моему, несколько печенок, — пробормотал Смейк. — Но они всегда передвигаются стаями. — Он посетовал на пробелы в своем образовании: ни в том, ни в другом он не был абсолютно уверен.

В кустах зажглись два огонька — совершенно круглые, желтоватые, не слишком яркие. Но вспыхнули они так неожиданно, что Румо подскочил и встал в боевую стойку, а Смейк схватил тонкий прутик. Огоньки зашевелились, кусты раздвинулись, и из леса к Румо и Смейку вышло костлявое существо с непропорционально большой головой на плечах. Огоньки оказались огромными круглыми горящими глазами, а двигалось существо так неловко и беспомощно, что Румо отбросил всякую мысль о нападении.