Разлука, какой бы она ни была, долгой или короткой всегда была тяжела для членов царской семьи.

— Мамочка, папа из-за японцев должен был уехать? — спросила Ольга.

— Да, мой ангел, — императрица грустно улыбнулась дочери. — Солдаты, идя в бой, чтобы отдать, если придётся, жизнь за Отечество, должны видеть своего императора и слышать его голос. И его им никто не заменит.

— Там дядя Миша, — сказала малютка Мария.

— Дядя Миша не государь. Государь — это не просто высочайшая власть, дорогие мои, солдаты видят в нём своего общего отца.

— Как хорошо, что у нас отец — император, — задумчиво произнесла умная не по годам Татьяна. — Он не только нам отец, но и всем русским.

— Значит, мы всем русским сёстры, — живо откликнулась восьмилетняя Ольга.

— Это так, — серьёзно согласилась их мать, ещё не зная, что через десять лет грянет новая война, не в пример страшнее нынешней, и её дочери воистину станут сёстрами солдатам — сёстрами милосердия. В царскосельском лазарете раненые не всегда будут знать, что это сами царевны моют им ноги, вычищают раны и перевязывают их, переворачивают тех, кто сам не может пошевелиться, присутствуют на тяжелейших операциях. Они будут для солдат просто сёстры. Александра ещё не знала этого, но уже задумалась над тем, что нечто подобное может случиться.

Сейчас, во время этой войны, государыня тоже не сидела сложа руки. Вдовствующая императрица Мария Фёдоровна возглавила Красный Крест, но поскольку он не мог удовлетворить все запросы военных госпиталей, её невестка организовала в Эрмитаже мастерскую-склад, где комплектовались санитарные поезда в Сибирь с тёплой одеждой и медикаментами. В мастерской работали сотни женщин из всех слоёв общества. Императрица сама следила за этой деятельностью: вникала во все детали, давала чёткие указания и следила за их исполнением. Практичный ум был ей в этом великим помощником, сердце же отзывалось радостью быть полезной Отечеству. «Не видно никакого конца нашей работе, — писала государыня сестре, — но я чувствую немалое утешение при мысли о том, что могу хотя бы немного помочь нашим страдальцам».

Императрица была в ожидании наследника.

В залах Зимнего дворца, где кипела работа, то и дело можно было увидеть высокую фигуру Аликс в тёмном бархатном платье, опушённом мехом, скрадывающем её полноту, и длинном жемчужном ожерелье. Она обходила мастерские и следила за работой. Когда она садилась, за её стулом стоял арап Джимми в белой чалме и шитом платье; арап этот был одним из четырёх абиссинцев, которые дежурили у дверей покоев Их Величеств. Все их обязанности состояли в том, чтобы открывать двери. Появление Джимми в складе производило всеобщее волнение, так как оно возвещало прибытие государыни. Абиссинцы эти были остатком придворного штата двора времён Екатерины Великой.

Однако ей всё-таки пришлось прекратить активную работу из-за приближающихся родов.

В её чреве — наследник. Теперь Аликс нисколько не сомневалась, что младенчик, бойко шевелящийся в ней, — мальчик: так искренне верила она в предсказание Паши Саровской. И, забыв до времени страшную вторую часть этого предсказания, с нетерпением ожидала исполнения...

Трёхлетняя Анастасия ласковым котёнком потёрлась о материнский бок.

— Тебе грустно, что папа уехал?

— Да, малышка.

— Он скоро вернётся!

— Непременно...

Он должен вернуться! Потому что скоро, очень скоро свершится то, чего они с Ники так долго ждали, о чём так горячо молились.

На окне маленького дворца Александрия — вырезанные перстнем имена: Аликс, Ники. Тогда соединились имена и судьбы. И именно здесь 30 июля, находясь в своём кабинете, Александра Фёдоровна почувствовала схватки. Она поднялась в спальню — и очень скоро на свет явился тот, чьего рождения так сильно ждали все, — долгожданный наследник престола российского.

— Как мы назовём его? — ещё будучи беременной, спрашивала Александра у супруга.

— Мне хотелось бы назвать его Алексеем, — отвечал Николай, — в честь государя Алексея Михайловича. Он был добр, благочестив и не зря прозван Тишайшим. Царствование его было со славой и пользой.

— Алексей?!

— Что с тобой, солнышко? — Николай с недоумением смотрел на побледневшее лицо жены.

— Это имя... его носил сын императора Петра I. Тот... которого... убили.

И вновь Николай успокаивающе гладил пушистые волосы и целовал встревоженные глаза.

— Аликс, родная, сбудется то, что угодно Творцу. Сейчас же ты являешься орудием исполнения Его воли. Думай только об этом, моё ненаглядное солнышко. Думай о нашем сыне. И молись о нём и о нас.

Девятнадцатый век открыл восшедший на престол царь Александр — двадцатый начался при Николае. Целое столетие Россией правили императоры только с этими именами. «Надо же нарушить эту чреду Александров и Николаев», — шутил государь. Он всё-таки надеялся, что Господь смилуется над русским народом, и новый царь с полузабытым среди Романовых именем будет славно править Россией в новое время.

Но новое время несло мрачные тучи в сторону любимого Отечества.

Падение Порт-Артура, гибель многих кораблей и, наконец, роковое Цусимское сражение, в котором Россия потеряла почти весь свой флот и тысячи моряков, — это был удар по национальной гордости. Поражение в войне приписали слабости правительства. Революционные элементы не замедлили воспользоваться удачной политической обстановкой, а также тем брожением в обществе, которое является неизбежным результатом военного положения.

Воскресенье 9 января 1905 года навсегда войдёт в учебники советской истории под названием «кровавое», и благодаря соцфальсификаторам имя императора Николая на долгие десятилетия будет заклеймено лживым позором.

В этот день император находился в Царском Селе. Питерские рабочие, возглавляемые политическим агитатором в рясе священником Гапоном, устроили демонстрацию перед Зимним дворцом. Большинство из них введены в заблуждение своими лидерами, многие настроены откровенно враждебно и бунтарски: сладкое слово «революция» пьянит головы анархическим дурманом. Красные знамёна, лозунги «Долой самодержавие!», «Да здравствует революция!». Несмотря на настоятельные требования полиции, никто не желает расходиться. Толпа, возбуждённая подготовленными боевиками, разбивает оружейные магазины, возводит баррикады... Это была тщательно подготовленная и спланированная акция. Войска вынуждены были открыть огонь. В результате многие рабочие были убиты и ранены. Провокация удалась. Да ещё как! На сотню лет к Николаю II был приклеен зловещий ярлык «кровавый»; на фоне жестоких послереволюционных лет и ужасов «новой» и «новейшей» истории это выглядит как чудовищная насмешка. «Николай Кровавый» — так смели говорить Ленин, Дзержинский, Троцкий и прочие деятели новой власти, вот уж воистину кроваво-красной.

«Тяжёлый день! В Петербурге произошли серьёзные беспорядки... Господи, как больно и тяжело!» — записал император в своём дневнике.