Ближе к полудню он почувствовал себя лучше, что позволило ему совершить недолгую прогулку по городу.

Бродя по улицам, будто в гипнотическом трансе и до сих пор пытаясь осмыслить то, что с ним произошло, Виктор Мурсия наткнулся на свой автомобиль.

Синяя «Тойота Камри» стояла у входа в Парк Солнечного Света. Впервые после аварии писатель смог осмотреть ее и оценить повреждения.

Помятая дверь с водительской стороны, покореженное крыло и бампер – это только те поломки, которые сразу бросались в глаза.

Виктор быстро преодолел расстояние, отделяющее его от своей любимицы, и дернул за ручку водительской двери. К его удивлению, хоть и не с первого раза, но дверь поддалась. Он сел в кресло и положил руки на руль.

Эх, если бы у него были ключи!

Он стал рыскать по салону в поисках своих тетрадей и нашел их в целости и невредимости на заднем сиденье.

Зачем они ему теперь? Разве он сможет воспользоваться этими записями, сделанными им за время путешествия? Разве сможет когда-нибудь написать по их мотивам книгу?

Уронив голову на руль, Виктор погрузился в воспоминания о столкновении с красным «БМВ». Снова проиграл в мыслях ту аварию. Внутренний взор нарисовал ему все. От внезапной вспышки до появления прекрасной незнакомки.

Он вспомнил боль, пронзившую затылок, услышал звук удара. Увидел кровь.

Он попытался вспомнить что-то еще. Быть может, то, что как-то отличало девушку. Особые приметы, о которых его спрашивал Варга. Но все мысли уклончиво сводились только к ее золотистым локонам и большим голубым глазам, взгляд которых он запомнил встревоженным и цепким.

Мог ли он влюбиться в нее, если бы они встретились при других обстоятельствах?

Если бы не знал, сколько ей лет, и что она способна на убийство… Он подумал, что мог.

– Эй!

Он вынырнул из воспоминаний.

В дверь кто-то постучал. Виктор поднял голову и посмотрел в окно.

У машины стояла нищенка. Женщина преклонных лет с младенцем на руках, завернутым в лоскутное одеяло. Голова ее была покрыта черным платком. Пронзительные черные глаза блестели под небрежно разбросанными по лицу длинными волосами.

Он залез в сумку, нашел пару медяков, открыл дверь и протянул их ей, не глядя.

Женщина вскрикнула от испуга, будто увидела дьявола. И попятилась спиной.

Невольно Виктор посмотрел на ребенка. Его прозрачные, как синее небо глаза прожигали. Резкая боль кольнула писателя в сердце. Да так сильно, что он едва не потерял сознание. Почувствовав жжение в уголках глаз, он подскочил и вылетел из машины. Монеты вывалились из его руки и упали на асфальт. Женщина наклонилась, чтобы поднять их, но этого Виктор уже не видел. Он бежал со всех ног. И смог перевести дыхание только тогда, когда снова очутился у себя в номере.

Окунув голову под струю ледяной воды, он коснулся рукой закрытых век. И нащупал бугристую выпуклость на коже. Рану, которая сильно щипала. Подушечками пальцев попытался уловить ресницы, но схватил лишь несколько опаленных волосков, в которые они превратились.

Растерянность стала ясностью. Тем самым давно ожидаемым результатом его бесплодных скитаний по Менкару, который он так боялся сам себе озвучить. Он понял, что как бы ни отмахивался от страшной мысли, как бы ни пытался ее избежать, все равно она к нему вернется. Он бы смирился с этой мыслью и раньше, но она была запрятана где-то на дне его травмированной памяти с того самого момента, как только была им осознана.

Он бы смирился, но мысль эта была фатальна.

Виктор Мурсия – не человек.

Писатель открыл глаза. Взгляд его уткнулся в белый потолок из мягкой кожи. Он опустил голову и увидел перед собой водительское кресло. Ветер дул в заднее левое окно автомобиля, приоткрытое наполовину, заставляя его вздрагивать от холода.

Тупая боль разливалась по всему телу, а в голове, под сводом черепа она досаждала особенно сильно. Он потянулся, чтобы встать, но внезапный голос прервал его попытки.

– Лежите, лежите, – водителем оказалась девушка. – Вы серьезно ранены. Вам нужен покой. Сейчас я помогу вам… Вызову врача, вас отвезут в клинику.

Голова его упала обратно на сиденье, в ту же секунду затылок вляпался во что-то мокрое. Он протянул руку, чтобы потрогать, и когда увидел на ладони кровь, тихонько застонал.

Следующим эпизодом, вырванным из памяти, была худенькая девушка в коротком красном пальто, выходящая из красной машины. Светлые волосы были спрятаны под элегантную шляпку, которую она придерживала рукой. Черная вуаль на шляпке скрывала лицо, руки были в черных замшевых перчатках. Во всем ее образе, движениях, осанке он находил знакомые черты.

Ветер встряхнул черную вуаль, и он увидел часть ее лица. Увидел большие синие глаза, они были полны невыплаканных слез.

Незнакомка вздохнула, и он проснулся.

Беспросветное чувство утраты заполнило его сердце. Он повернулся и увидел на постели рядом с собой девушку. Она лежала на спине, неподвижная и белая, словно кукла.

Он коснулся ее плеча. Одеяло медленно сползло с голого тела, и он почувствовал, как холод от него мгновенно распространяется по всей постели.

– Анна?

Он отдернул от нее руку. Дыхание застыло в ожидании.

На ее голове была надета уже знакомая ему элегантная шляпка, черная вуаль заботливо скрывала лицо. Дрожащей рукой он осторожно приподнял ее.

Сердце рванулось из груди, задыхаясь от ужаса. Он физически ощутил, как глаза его расширяются, а волосы на затылке начинают шевелиться.

Под элегантной шляпкой вместо лица на него смотрела огромная черная дыра, ограниченная по краям лишь височными костями, острыми скулами и треснувшим сводом черепа. Вытекшие глаза отбрасывали стеклянный блеск, притаившись на шее несчастной. Щеки некогда безупречно белого цвета порванными лоскутами окровавленной плоти взирали на него, обнажая мертвенный оскал белых зубов. Растрепанные волосы пышным веером соломенных спиралей застыли на совершенно красной, промокшей от крови подушке.

Писатель почувствовал, что больше не выдержит этого зрелища. Сокращения желудка вызвали тошноту, и чтобы его не вырвало прямо на труп, он отвернулся от окровавленного тела и сполз с кровати. Не чувствуя ног, он рванул в туалет и уже там, коснувшись лбом холодной стены, освободился.

Через пять минут он вернулся в комнату.

Нет, жуткое видение не было сном. Голое тело несчастной девушки все так же неподвижно лежало на кровати, только шляпка теперь наклонилась далеко вперед, опрокинув черную вуаль на лицо убитой.

Писатель поблагодарил бога за то, что ему не пришлось вновь смотреть на то место под вуалью (разве то, что он видел, можно было назвать лицом?).