наша есть. А то ведь немцы все говорят, что армии не существует уже.

Б о р и с. Они скажут. А кто им под Москвой дал? Зимой.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. И авиация есть и танки?

Б о р и с. Есть. Мало пока. У немцев больше. Но тыл дает. Урал. Сибирь…

В а р я. А как ты на самолет попал? Ты летчик?

Б о р и с. Стрелок-радист. (Смотрит на Лиду.) Лидок, ты что в стороне как-то? Иди сюда. Садись.

Лида трясет головой, как бы говоря, что она не в стороне. Подходит и садится рядом с Борисом.

Л и д а (откашливается). Боря, а когда тебя вели, тебя зачем вели?

В а р я. «Зачем вели»! Конечно, не чай пить. Пытать вели, допрашивать. Мучить.

Б о р и с. Наверное… Не знаю… Мы с Гришей решили не сдаваться. Как они близко подошли, я гранату-лимонку бросил. Нам под ноги. Но глупость сморозил — кольцо в спешке не сорвал. Просто, гранату, как булыжник, бросил.

Л и д а. Какое кольцо?

Б о р и с. Ну, кольцо. От лимонки. Ты что, забыла? Помнишь, в кружке занимались. Сама ведь бросала гранату. Образец. Кольцо надо сорвать, а через две секунды граната взорвется.

Л и д а. Ага. (Кивает.)

В а р я. Ну ты рассказывай. Рассказывай, Боря, как там.

Б о р и с. Как? Воюем, Варя. Война.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Ох, подумать только — мальчики наши, дети — и в самолете. Немцы проволокой руки связывают. Ах, изверги, изверги!..

Б о р и с. Ничего. Рассчитаемся. Да, девушки. Сашку Петренко помните? Герой Советского Союза. Четыре танка сжег. В «Комсомольской правде» портрет был.

Л и д а. Саша Петренко? Танцевать-то никак не мог научиться?

В а р я. Боря! И «Комсомолка», значит, выходит, да? Как раньше?

Б о р и с. Выходит. А что ж?

Л и д а. И в школах учатся? Неужели учатся, Боря?

Б о р и с. Конечно, учатся.

Л и д а. И вечера школьные бывают, да? И девчонки танцуют? А учительницы старые смотрят на них, да? Неужели все это есть? Боря, скажи!

Б о р и с. И вечера, наверное, бывают. Только, конечно, самые старшие ребята все в армии.

Л и д а. Значит, все как было, так и продолжается?

В а р я. Конечно, продолжается наша советская жизнь. А ты как думала?

Л и д а. Нет-нет, я ничего. (Кусает пальцы, затем встает и отходит к окну, взявшись рукой за лоб.)

В а р я (спохватывается). Боря, ты, наверное, есть хочешь. А мы-то все так…

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Верно! Нам и в голову не придет!

В а р я. Свекла у нас есть. Вареная. Целая свеклина. Сейчас принесу. И затируху разогрею. (Выбегает.)

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. А у меня соль. Соль-то теперь как золото. (Поспешно выходит.)

Б о р и с (встает). Ух, как-то легче стало! А то замучился, ноги не держали. (Оглядывает комнату.) А рояль где? Рояль тут стоял… Хотя чего спрашивать… Черт, просто не верится, что я у вас тут. (Подходит к окну и осторожно заглядывает за штору.) Тихо. Вообще-то мне здесь задерживаться нельзя. Хватятся, искать будут… Как я убежал — чудо просто! А Гриша погиб. Эх!.. (Снова заглядывает за штору.) Лида, а тут рядом кто живет? Вот за забором… Лида…

Л и д а. А? Что?

Б о р и с. Я говорю, кто там живет? Вот там.

Л и д а. Там? Голышевы. Мы же там в волейбол играли.

Б о р и с. Ах да… Знаешь, я прямо чуть с ума не сошел, когда узнал, что сюда будет рейс. От радости. К комиссару части ходил, боялся, вдруг в последнюю минуту кого-нибудь другого пошлют… (Задумывается.) Лида, а помнишь, как я тут под окнами все бродил, тебя ждал? Помнишь?

Л и д а. Что?

Б о р и с. Ты что — не понимаешь, о чем я говорю? Что с тобой?

Л и д а. Нет. Ничего… Боря…

Б о р и с. Что?

Л и д а. А когда тебя немцы на допрос вели, тебе страшно было?

Б о р и с. Страшно? Пожалуй, нет. Только тоскливо как-то. Даже не знаю. Война, Лида. А раз война — это, значит, надо. (Машинально трет распухшую руку.)

Л и д а. Тебе больно, да? (Подходит и берет его за руку.)

Б о р и с. Нет. Пустяки.

Л и д а. Какие у тебя руки грубые… И сам ты какой большой стал, Борька. Загорелый, обветренный.

Б о р и с. Да? А ты совсем такая же, как была… Даже еще лучше стала. Еще красивее.

Л и д а (слабо улыбается). Лучше?

Б о р и с. Ага. Знаешь, я о тебе часто-часто вспоминал. Как мы прощались, вспоминал. И вообще. То есть, вернее, все время о тебе думал. (Опускает глаза.) Я о тебе даже больше, чем о матери, думал. Чаще. И все себе рисовал, как мы после войны, после победы увидимся. И как я тебе много-много скажу. А вдруг вышло, что во время войны встретились. Удивительно, верно?

Л и д а. Ой! (Убирает свою руку и всхлипывает.)

Б о р и с. Ты что, Лидок? Что ты?

Л и д а. Ничего. Сейчас пройдет… Ну говори. Говори дальше. (Вытирает слезы и улыбается.) Значит, ты меня вспоминал?

Б о р и с. Да. У меня и карточка твоя всегда с собой. Не здесь, конечно, а в части. Когда мы на задании, мы же все сдаем… Которую я из стенгазеты вырезал.

Л и д а. Да?

Б о р и с. А ты и не знала, наверное, что это я вырезал? Не знала, да?

Л и д а. Не знала… То есть знала, конечно. Что я говорю-то?

Б о р и с. И ветер у тебя в голове, как раньше. Говоришь сама не знаешь что.

Л и д а. Да, Боря. Ветер.

Входит  В а р я.

В а р я. Затируху я еще хотела сделать. А муки, оказалось, совсем ничего и нету. Просто соус такой намешала к свекле. Ешь.

Б о р и с. Ладно. Неважно. (Садится к столу и жадно ест.) Как у вас вообще-то с едой? То есть сам знаю, что плохо.

В а р я. Да ничего… То есть плохо. Голодают, конечно, все.

Входит  Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Вот, пожалуйста, Цветков. Лук и соль.

Б о р и с. Угу… Спасибо.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Плиоцен!.. Никак успокоиться не могу. То есть палеоцен. А?.. Вот ведь все-таки оказалось, что не зря.

Б о р и с. Что — не зря?

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Ну, я уж думал, что это совсем никому не нужно. Чему я вас учил. Экскурсии все эти.

В а р я. Федор Николаевич.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Что?

В а р я. Нам бы его одеть.

Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч. Кого? Ах, его. Да-да, конечно. Во всем армейском ему нельзя. Брюки у меня есть, рубашка. Вот только ботинки, я не знаю… Сейчас я принесу… Хотя зачем? Поднимемся ко мне и все посмотрим.

Б о р и с. Ага. (Встает и отдает пустую тарелку Лиде.) Пойдемте.

В а р я. И я с вами. Посмотрю, как у вас там получится.

В а р я, Ф е д о р  Н и к о л а е в и ч, Б о р и с  выходят. Лида задумавшись держит тарелку в руке, потом замечает ее, ставит на стол. Затем берет ее со стола, намереваясь нести на кухню, но тотчас забывает об этом и ставит обратно, отходит к окну. Слышны шаги Вари, сбегающей по лестнице. Вбегает  В а р я.

Не подходят ему Федора Николаевича брюки. Малы. (Поспешно бросается