в больнице, я потеряла сознание от всего этого дыма и очнулась на больничной койке. Я была в порядке, на мне не было ни царапины, просто болело горло, а потом вошла медсестра с Франко и сказала мне… — она подавляет очередной всхлип. — Я сказала им, что они, должно быть, ошибаются, они, должно быть, перепутали ее с кем-то другим, но…

Я сижу с ней, как мне кажется, очень долго, каждая минута тянется за другой, пока она тихо плачет, собранная и элегантная даже в своем горе. Мне тоже знакомо это чувство. я никогда не была такой элегантной, как Катерина, но мне знакомо чувство необходимости что-то скрывать, что если ты позволишь всей щемящей грусти в твоей груди уйти, ты развалишься на части. Ты разобьешься вдребезги и будешь плакать, и плакать до тех пор, пока не начнешь кричать, пока не перестанешь дышать, и ты боишься позволить этому случиться. Рано или поздно это всегда случается. Это случится и с Катериной, но когда она будет одна, когда она уверена, что находится в безопасности, она может сломаться, когда никто не увидит, как она рушится.

Сейчас она тихо плачет, ее руки сжимают мои, пока не побелеют костяшки пальцев, и я позволяю ей прижаться ко мне. Когда рыдания постепенно стихают, я встаю, приношу ей коробку салфеток и снова включаю микроволновку, чтобы подогреть остывшую воду, и Катерина благодарно улыбается мне.

— Спасибо, — мягко говорит она. — У меня не так уж много друзей. Люди склонны сторониться меня, они слишком боятся моего отца. И я не могу, я знаю, это звучит странно, но я не могу так плакать перед Франко. Я просто не могу.

— Это совсем не звучит странно, — успокаиваю я ее. — Не думаю, что ты любишь его, не так ли?

Катерина качает головой.

— Нет. Я не знаю, — признается она. — Я даже на самом деле не чувствую, что должна… я не думаю, что моя мать любила моего отца, не так, как нам говорят думать о любви. Ей нравилась безопасность, которую он давал ей и семье, она любила меня, и у нее не было бы меня без него. Но она не любила его. Я всегда знала, что моего мужа выберут для меня. Мне повезло, что он молод и красив. — Она пожимает плечами. — Он тоже меня не любит. Но я не ожидала любви. Я ожидала — она колеблется. — Уважения.

Я смотрю на нее с любопытством.

— Ты не чувствуешь, что Франко тебя уважает?

— Я не знаю. — Катерина закусывает губу. — Я не должна была этого говорить.

— Я никому не скажу. — Я немного смеюсь, качая головой. — Кому бы я вообще рассказала? Луке? Вряд ли.

Катерина улыбается на это.

— Думаю, что нет. Между вами не все хорошо, не так ли?

Я качаю головой.

— Мы здесь, чтобы поговорить о тебе, — настаиваю я. Я не готова делиться тем, что произошло между мной и Лукой, я даже не знаю, чем можно было бы поделиться. Конечно, не о наполненных похотью встречах, которые у нас были за последние недели. Не о его соглашении защищать мою девственность, которое ее отец заставил его нарушить. И что из этого? Не совсем похоже, что у нас были настоящие разговоры о чем-либо. Каждый раз, когда мы пытаемся поговорить, мы заканчиваем ссорой.

Это что-то значит? Я не знаю. Если бы это были нормальные отношения, я бы сказала "да", конечно. Но в моих отношениях с Лукой нет ничего нормального. Катерина колеблется, и я могу сказать, что она хочет спросить больше о Луке, но, к моему облегчению, не делает этого.

— Я думала, Франко будет более внимательным, — тихо говорит она, возвращая разговор к нему. — Это звучит эгоистично, я знаю, но я дочь бывшего дона. Он… ну, у него неоднозначное прошлое в семье. Давным-давно возникли вопросы о том, кем был его отец. Все прояснилось, но я подумала… я не знаю, я думала, он будет благодарен за то, что мой отец выбрал его для меня. Вместо этого он ведет себя сейчас почти так, как будто я была у него в долгу. Особенно с тех пор, как Лука стал доном, а Франко младшим боссом, он более самонадеян, чем когда-либо.

— Ты думаешь, он тебя не ценит?

— Я не знаю. Я думала, что ценит, но вчера на похоронах я чувствовала себя такой одинокой.

— Мне жаль, что меня там не было, — тихо говорю я. — Я хотела быть. Но Лука сказал, что для меня идти было опасно.

— Вероятно, он был прав. — Катерина вытирает лицо, устало улыбаясь мне. — Это не твоя вина, София. Ничего из этого не твоя вина.

Такое ощущение, что так оно и есть. Я не могу не думать, что все это каким-то образом из-за меня, хотя и не знаю почему. Я никогда не считала себя кем-то особенным. Но с той ночи в клубе все, кажется, все больше и больше выходит из-под контроля.

— Знаешь… — Она делает глубокий вдох. — Виктор появился на похоронах. Не так, как все… — быстро добавляет она, видя выражение моего лица. — Но Лука пошел поговорить с ним. Он пытался прийти к каким-то условиям с ним, уладить все. Но это не сработало. Я не уверена точно, почему, но он сказал, что дату моей свадьбы придется перенести.

— Что? — Я пораженно моргаю, глядя на нее. — После того, что только что произошло, как он может ожидать, что ты выйдешь замуж раньше? Ты только что потеряла свою мать.

— Он извинился за это. Но, очевидно, это важно, я могу сказать, что с ним не собиралась спорить. Короче, моя свадьба через неделю. А теперь…

— У тебя нет мамы, чтобы помочь тебе спланировать это. — Я могу только представить, что она, должно быть, чувствует. Моей мамы уже давно нет, но я ужасно скучала по ней за неделю до моей свадьбы, какой бы поспешной она ни была. Я даже не приложила руку к ее планированию. Катерина все это время планировала вместе с Джулией. Джулия, вероятно, была взволнована тем, что наконец-то помогает своей дочери со свадьбой. И теперь все это исчезло в мгновение ока.

— Да. — Катерина прикусывает нижнюю губу. — Я даже не знаю, как двигаться дальше. Я не знаю, как притворяться счастливой по любому поводу, когда ее нет рядом… — Она делает паузу, качая головой. — Я должна завтра снова пойти в магазин за платьями. Мы уже сходили туда однажды. И теперь я просто хочу купить платье, которое больше всего нравилось моей матери. Даже если оно не было моим любимым.

— Я пойду с тобой. — Я сжимаю ее руку. — Ты не должна делать ничего из этого одна.

— Лука тебе не позволит! Он даже не позволил тебе приехать на похороны…

— Я разберусь с этим, — обещаю я, вставая, чтобы принести ей заваренный чай. Когда я передаю его, Катерина с