— Доберусь, Владимир Михайлович.

Генеральный прокурор России в сопровождении Смирнова направился к машине.

Троица принялась весело хлопать друг друга по плечам.

На посиделки в гостиничном номере друзья расположились с комфортом. Но от выдержанного коньяка Костя отказался категорически. Негоже к президенту заявляться навеселе. Даже если просто запашок учует — не сносить головы. И насчет причин прилета нежданно объявившийся друг распространяться сильно не пожелал. Сформулировал кратко: «На ковер!»

Выяснилось, что президенту без работы как-то не отдыхалось. И он решил устроить прокуратуре профилактическую взбучку. Тем более имелось за что. Некоторые громкие дела, которые президент всенародно «взял на контроль», тянулись уже по нескольку лет. Гибель известного журналиста, покушение на главу российской энергетики, трагедия в Беслане. Уже несколько раз парламентские комиссии расследовали обстоятельства этого теракта, но президент до сих пор не был доволен итогами их работы. Как не был доволен и работой прокуратуры. Последовательность действий должностных лиц во время трагедии и без специального расследования всем известна. На любой российской кухне это обсуждали благодаря ушлым журналистам. Но взрывотехническая экспертиза так до сих пор и не была проведена. И никто пока не знает, что это были за два взрыва в час дня третьего сентября, с чего началась стрельба, штурм, паническое бегство заложников? Как не проведена доселе и экспертиза по очагам возникновения пожара, от которого погибли люди. Получается, что следствие вообще ничего толком не выяснило.

— В общем, на ковре у президента вертеться придется, словно пескарям на сковородке, — доверительно сообщил Константин Дмитриевич. — Не дай бог, вспомнит и о Калачеве. А ведь вспомнит. Дело-то прямо у него под боком случилось. И что я скажу?

— Ну, Костя, ты прямо как девочка. — Грязнов, которого к президенту не приглашали, с видимым удовольствием глотнул коньяку и почмокал губами. — А… ничего. Скажешь, что следствие ведется. Что рассматриваются разные версии, но предварительно следствие все-таки склоняется к тому, что мы имеем дело с умышленным убийством.

— Ну?! — Меркулов аж подскочил в кресле. — И вы молчите?

— Много неясного, Костя. Извини, что не докладывали пока, но сомнений выше крыши по всем вопросам в этом деле. Единственное, что можем пока предъявить, — фотороботы посторонних лиц, замеченных у номера Калачева. Один из возможных свидетелей, то есть свидетельница, — сейчас в Москве. И мне хотелось бы самому с ней по душам побеседовать. Да и еще ряд дел. Я уже сегодня в столице быть собирался, но ваш приезд… — начал пояснять Турецкий.

— С ней? Да, Саня, каким ты был, таким остался. Орел степной, казак лихой, — промурлыкал Меркулов с усмешкой. — Ну и летел бы. Беседовал. Кто не дает?

Прищурив глаз, Константин Дмитриевич вопросительно поднял брови:

— Ты, Костя, мне тоже был нужен.

— Ага. Всем я нужен. Даже президенту. Ладно, давай-ка сначала на физиономии возможных убийц поглядим. Интересно же. А потом расскажешь, чем я могу тебе помочь.

Изготовлением фотороботов подозреваемой троицы занимался первый межрайонный экспертно-криминалистический отдел по обслуживанию городского Управления внутренних дел города Сочи, располагавшийся в подвальчике, приютившемся в небольшом внутреннем дворике самого Управления.

Хозяйство это было востребованным и весьма суетным. С утра до вечера сюда тянулись потерпевшие граждане, чтобы «нарисовать» грабителя, разбойника или насильника даже при полном отсутствии художественных способностей.

Фоторобот не является юридическим документом — к делу его не пришьешь, но хотя бы дает зрительное представление о преступнике, личность которого неизвестна к началу его розыска. И оперативные работники получают в общих чертах представление о том, кого им следует искать. Для «рисования» используется компьютерная программа «Faces», название которой в переводе с буржуазного языка на отечественный означает «Лица», специально созданная для составления таких портретов. Лицо составляется из 2800 вариантов различных фрагментов, начиная от макушки, лба и бровей и заканчивая двойным подбородком. Комбинируя на компьютере отдельные части лица, специалисты создают портреты людей, максимально похожих на правонарушителей. Начинается все со стандартной «болванки», а в ходе следующего этапа обработки фоторобот доводят, что называется, до ума.

Отрасль экспертно-криминалистического ремесла, связанная с составлением фотороботов, называется габитоскопией, а сам робот по-научному величается субъективным портретом. В противовес объективному, который рисуется с натуры, этот портрет составляют исключительно со слов очевидцев преступления. Сумеют «сказители» правильно отразить черты внешности — появится качественный фоторобот, имеющий сходство с разыскиваемым. Не сумеют — вся работа насмарку.

А здесь очень многое, если не все, зависит от того, как долго свидетель видел преступника, при каком освещении и с какого расстояния. И насколько у него развиты художественное воображение и зрительная память. Ведь порой люди, прожившие не один год вместе, и то не могут с ходу описать черты лица друг друга.

Но даже когда человек хорошо запомнил злоумышленника, идентичного портрета все равно не получится, да этого и не требуется. Цель экспертов — добиться, чтобы он обладал типажным сходством с разыскиваемым лицом. Например: худощавое лицо, крупный нос, узкие глаза, оттопыренные уши. Если все это совпадает с оригиналом, шансы на успешный розыск повышаются. Сходство субъективного портрета с реальным человеком должно быть не меньше чем наполовину — в противном случае искать преступника не имеет смысла.

На этот раз специалистам межрайонного отдела пришлось потрудиться по полной программе. Дело осложнялось тем, что образ разыскиваемого обычно хорошо сохраняется в памяти свидетеля в течение трех суток, а время было упущено.

Да еще вторым свидетелем, помимо внимательной горничной, была девочка восьми лет от роду, а по закону на составлении портрета ребенком непременно должен присутствовать кто-то из родителей. И если первоклашка оказалась очень смышленой и наблюдательной девицей, то к ее мамаше подобные эпитеты отнести было никак невозможно.

Она — администратор буфета при отеле, настолько привыкла «администрировать», а проще говоря, командовать, что пыталась рулить не только ребенком, но и криминалистами.

— Ну шо вы тут намалювалы? Мне Олеся говорила, шо этот вот тип — с усами — был кругломордый. И лопоухий. Надо зробыть, щоб покруглее, полопушистее.

Олеся округлившимися от недоумения глазами смотрела, как стройный, высокий, худощавый дяденька, которого она повстречала в коридоре, ведущем из фойе к ресторану, стремительно превращался в усатого Чебурашку. Пыталась что-то исправить, но мать ей слова не давала сказать.

— Ну помолчи, доча, когда старшие балакають. Не встревай, риднэнька, ты же менэ усе рассказала уже. Дальше мамка сама знает…