— Минуту!

Флинн съехал на обочину извилистой дороги, остановился и отстегнул ремень безопасности. Потом повернулся, взял Мэлори за плечи, притянул к себе, насколько позволял ее ремень, и запечатал губы поцелуем.

Ее словно пронзила огненная стрела, оставив после себя пылающий след…

— Ты мастер по части поцелуев, — отдышавшись, еле выдавила Мэлори.

— Стараюсь почаще тренироваться, — в подтверждение своих слов Флинн снова поцеловал ее. На этот раз медленнее. Нежнее. Пока не почувствовал, как она затрепетала. — Просто хотел, чтобы ты кое-что добавила в свое уравнение.

— Мое призвание — искусство. Я не очень сильна в математике. Еще минуту! — Мэлори ухватила его за рубашку, рывком притянула к себе и отдалась блаженству поцелуя.

Все ее тело словно искрилось от наслаждения.

«Если это значит, что меня пасут, — мелькнуло у нее в голове, — можно бы подумать насчет направления».

Когда пальцы Флинна погрузились в ее волосы, Мэлори почувствовала, как ее охватывают противоречивые чувства — желание и страх, опьянявшие не хуже вина.

— Мы не должны… — запротестовала она, тем не менее расстегивая рубашку Флинна, чтобы прикоснуться к его телу.

— Знаю. Не должны. — Он возился с пряжкой ее ремня безопасности. — Еще минуту.

— Ладно, но сначала… — Мэлори прижала руку Флинна к своей груди и застонала: казалось, ее сердце готово выскочить к нему на ладонь.

Флинн придвинул ее к себе и выругался, ударившись локтем о руль. Мо, желавший принять участие в веселой возне, просунул голову между сиденьями и облизал обоих языком.

— О боже! — Мэлори вытерла губы, не зная, смеяться ей или возмущаться. — А я так надеялась, что это твой язык!

— Я тоже…

Флинн, тяжело дыша, смотрел на нее сверху вниз. Волосы Мэлори были растрепаны, лицо пылало, губы слегка припухли от поцелуев.

Тыльной стороной ладони он отодвинул морду пса и сурово скомандовал:

— Сидеть!

Мо шлепнулся на заднее сиденье и заскулил, словно его огрели дубинкой.

— Я не планировал такое быстрое продвижение.

— А я вообще не собиралась никуда двигаться. Хотя привыкла все рассчитывать.

— Давненько я не занимался этим в машине на обочине дороги.

— Я тоже. — Мэлори оглянулась на заднее сиденье, откуда доносились жалобные звуки. — Но в таких обстоятельствах…

— Да. Лучше не надо. Я хочу любить тебя. — Флинн притянул ее к себе. — Касаться тебя. Чувствовать твое тело под своими ладонями. Я хочу этого, Мэлори.

— Мне нужно подумать. Все так сложно… Мне нужно подумать…

Ей действительно стоит задуматься, как получилось, что она среди белого дня едва не сорвала с мужчины одежду на переднем сиденье машины, стоящей на обочине общественной дороги.

— Моя жизнь пошла наперекосяк. — Эта мысль привела Мэлори в уныние, и сердце снова забилось ровно. — Не знаю, что там было за уравнение, но я все испортила, и теперь мне нужно хоть немного прийти в себя. В сложных ситуациях я теряюсь, так что давай немного притормозим.

Флинн зацепил пальцем вырез ее блузки.

— Что значит немного?

— Пока не знаю. Боже, я не могу этого вынести! — Мэлори повернулась назад и перегнулась через сиденье. — Не плачь, ты же большой мальчик! — Она взъерошила шерсть Мо между ушами. — Никто на тебя не сердится.

— Говори за себя, пожалуйста, — проворчал Флинн.

Я чувствую солнце, теплое и почему-то жидкое, как беззвучный водопад, льющийся из золотистой реки. Он омывает меня, словно при крещении. Он пахнет розами, лилиями и еще какими-то цветами с пряным ароматом. Я слышу игривое журчание и шлепки, когда вода поднимается, а затем снова обрушивается вниз.

Все словно скользит вокруг меня, или это я скольжу внутри, но не вижу ничего, кроме густой белой пелены. Вроде занавеса, который никак не удается раздвинуть.

Почему мне не страшно?

Я слышу смех. Звонкий, веселый, женственный. Этот задорный юный смех вызывает у меня улыбку, и мне тоже хочется рассмеяться. Я хочу найти источник этого смеха и присоединиться к нему.

Теперь голоса, похожие на птичий щебет, — и снова юные, женственные.

Звуки то приближаются, то удаляются, словно прилив и отлив. Интересно, я плыву к ним или от них?

Медленно, очень медленно занавес становится тоньше. Теперь он похож на туман, мягкий, словно шелковистый дождь, сквозь который проглядывает солнце. Я начинаю различать цвета. Такие яркие и насыщенные, что они проникают через редеющую дымку и режут глаза.

Плитка отливает серебром и взрывается ослепительным солнечным светом в тех местах, где густая зеленая листва и ярко-розовые цветы деревьев не отбрасывают спасительную тень. Цветы плавают в прудах или кружатся, словно в танце, на клумбах.

Я вижу трех женщин — нет, трех юных девушек — у весело журчащего фонтана. Это их смех доносится до меня. У одной на коленях маленькая арфа, другая держит перо. Они смеются над щенком, барахтающимся на руках третьей девушки.

Они прелестны. В них чувствуется трогательная невинность, такая естественная в этом саду в яркий, солнечный день. Я вижу меч на боку одной из девушек.

Невинные, но сильные. Здесь все пронизано силой. Я чувствую, что воздух буквально пропитан ею.

Но мне все равно не страшно.

Принцесса называет щенка Дармэйтом и опускает на землю, чтобы он мог побегать вокруг фонтана. Его радостный лай похож на звон колокольчиков. Я вижу, как одна из девушек обнимает другую за талию, а третья склоняет голову на плечо второй. Они как бы становятся единым целым. Триада. Целое, состоящее из трех частей. Девушки обсуждают щенка и смеются, глядя, как он кувыркается среди цветов.

Я слышу, как они называют имена, которые мне почему-то знакомы. Я слежу за их взглядами. Вдалеке, в тени дерева, изящные ветви которого склонились к земле под тяжестью ярких плодов, в страстном объятии застыла влюбленная пара.

Мужчина высокий, суровый и сильный — я чувствовала, что эта сила, если ее разбудить, будет ужасна. Женщина красивая и очень изящная. Но и в ней чувствуется нечто большее, чем видно на первый взгляд.

Они без памяти влюблены. Их желание, их страсть пульсируют внутри меня, словно открытая рана.

Неужели любовь причиняет боль?

Девушки вздыхают. Мечтают. Надеются. Когда-нибудь они тоже так полюбят — страсть и романтика, страх и радость сольются в одно всепоглощающее чувство. Они узнают вкус губ возлюбленного, затрепещут от его прикосновений.