Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он протянул Кориндилю керосиновую лампу. Приказал Нарину: «За мной», и тот молча подчинился. Было видно, как давила его вина, плечи Нарина опустились. Говорить ему Индиран ничего не стал. Просто зажег огарок свечи и двинулся обратно, в центр всего безобразия.
* * *
Глава 9
Не так бы Аэлин хотелось увидеть сохранившийся подземный храм древнего культа. Не в виде участницы действа. Роль внимательного ученого куда предпочтительнее… Но подземный храм поразил ее и размерами — и просто тем, что сохранился здесь целым.
Зал не был огромен, но стены уходили вверх гранеными ребрами, высоко наверху они смыкались — а ведь где-то выше стоял целый храм с куполом! Величественные статуи в масках с остатками позолоты стояли и лежали вдоль стен, и полировка их по-прежнему поражала искусностью, а маски вызывали невольную дрожь, как и должны были. Но главным было вовсе не это.
Глубокая трещина рассекала пол дальней части храма и продолжалась в его стенах, даже не перекрытая нигде. Казалось, не она вторглась сюда, в творение человеческих рук, а напротив, люди воздвигли храм прямо над ней и вокруг нее. На краю трещины стояли кубы из полированного камня — алтари или нечто подобное, пыталась думать Аэлин. И еще глаз цеплялся за странную и неуместную в этом зале вещь — лебёдку на краю трещины, словно в нее регулярно бросали якорь.
Из разлома поднимался дым, воздух над ним чуть дрожал, и снизу шли отблески красного света. Но и без него факела ярко освещали весь зал и все ведущие в него коридоры. Сюда, к этому центру сходилась, должно быть, вся паутина ходов под городом. Дым уходил в разлом в потолке, зеркально повторяющий основной. И ещё откуда-то поступал свежий воздух, вытесняя запах глубинных испарений, она чувствовала пробегающие по лицу сквозняки.
Иначе в этом зале быстро бы задохнулись все, и жрецы, и… все прочие.
Что ж, по крайней мере, костер здесь не разложили.
Несколько одиночных колонн, разбросанных по залу, вырастали прямо из пола, без оснований. И, похоже, составляли с ним единое целое. К одной из них привязали Мэйтара, явно стараясь сделать это надежнее, сорвав с него вконец разодранную рубаху. К другой колонне после этого наскоро пристегнули ее, не слишком беспокоясь.
"А куда здесь деваться?" — подумала Аэлин мрачно.
…Зал наполнялся ощущением безнадежности до самого потолка, до той точки, где сходились ребра стен, да ещё наверняка выплескивалось наружу через верхнюю трещину. В него она погрузилась, как в воду, едва попала сюда. И очень хотелось воззвать к цивилизованности и знаниям, как она сама делала в лабиринте, но здесь это выходило фальшиво.
Давили стены, смыкались над ней, будто черные лапы с ребрами-пальцами. Давили маски устоявших идолов, бесстрастные и жуткие, поблескивающие в свете факелов. Давил самый воздух, сухой, колючий и дрожащий. Как во сне, когда вокруг самые обычные стены и вещи — и все равно жутко невесть от чего.
От этого неизвестного хотелось спрятаться хоть в трещину. Сама себе она казалась маленькой и жалкой, лишь путающейся под ногами у всех, виновной даже в том, что первый и единственный встреченный эльф попался в руки сумасшедших…
Тут ей вспомнился жрец, и она с усилием остановила эту мысль. С таким усилием, что в жар бросило. Казалось, она плывет среди безнадеги, и та рвется внутрь прямо с колючим сухим воздухом: не дышать нельзя, придется быть настороже.
Хотя бы в голову к себе она это не пустит.
Позади заскрежетало, она завертела головой, пытаясь понять, что происходит. Там закрывали железные двери одну за другой, задвигая засовы. Вскоре осталась лишь одна, самая крайняя. В нее вошли ещё двое с закрытыми лицами, ведя третьего такого же. Проклятье, в этом подземелье закрывать лицо даже осмысленно, меньше дышишь всякой дрянью!
В храме осталось десять фанатиков, двое жрецов и вот этот, последний. Его руки были свободны, но он весь обмяк, словно лишился воли, и позволял себя вести куда приказано. На его скуле наливался большой синяк.
— Открывающим будет сегодня виновный, — сказал обыденно смуглый жрец.
Человека подвели к лебедке, поставили на что-то на полу. Решетка, цепи от нее… Один из служителей ушел вертеть лебёдку, цепи натянулись над решеткой, человека наскоро привязали к этим цепям, сорвали с него маску. Вот решетка с ним приподнялась, повернулась к расщелине, и человек медленно уплыл вниз. Сперва лебедка разматывала цепь, затем начался прочный корабельный канат.
Виновный, щелкнуло в голове. Уже плохо соображается. Один из охранников пленных, вот он кто.
Наверное, раньше жертв просто толкали вниз, а теперь и сюда пришел прогресс…
На виски давило почти как от взгляда жреца. Мысли путались, хотелось плакать и кричать что-то дурацкое, но привычка многих лет держаться и молчать пока спасала. Хотя кто здесь удивится крикам и слезам?
Мэйтар рядом, казалось, постарел снова, таким усталым он казался. Усталым — и очень злым. Стало отчаянно завидно — лучше бы здесь злиться, чем плакать.
А еще лучше бы искать хоть какую зацепку, чтобы отдалить спуск в трещину. Она с отчаянной надеждой оглядела весь зал, всех фанатиков, стоящих полукругом с мечами в руках… поймала муторный взгляд одного из них, ее передёрнуло, отвернулась.
Жрец положил на правый стол несколько предметов. Меч Мэйтара в ножнах, небольшую шкатулку из темного дерева, золотую узорчатую чашу, кривой нож. Чашу он поставил перед собой, кривой нож взял в правую руку, и привычным быстрым движением вспорол себе запястье. Кровь стекала в чашу, и, странное дело, узоры на ней словно бы наполнялись этой кровью, наливались ею — и слабо засветились красным. А может, ей со страху кажется?
Приглушенный, но страшный крик раздался снизу, еще один. Служители остановили лебёдку, и теперь из трещины несся далекий нечеловеческий вой, отдаваясь эхом от потолка и расплескиваясь по залу. А жрец запел — в то самое мгновение, когда закричали. Аэлин пыталась разобрать слова, временами улавливала что-то, похожее на обрывки слов синдарина, а в другие разы — на харадримском, и что-то невнятное, с обилием согласных…
Мэйтар вдруг оскалился, словно понял что-то с опозданием, рванулся отчаянно раз за разом — нет, не вышло, но он пытался снова и снова, будто от этого зависело что-то большее, помимо его жизни. Она тоже попробовала выпутаться, но веревки только