глубокому и чистому, со множеством сазанов, которых Сергей Васильевич ловил, ставя верши с приманкой.

На второй день моего там пребывания Сергей Васильевич повел меня в свою рабочую комнату (в саду) и познакомил с замечательной поэмой «Колокола». Играл он мне ее потихоньку, вполголоса, объясняя и напевая все существенное.

Играл по партитуре, написанной настолько мелко, что я, обладая хорошим зрением, совсем ничего разобрать не мог, а он смотрел и играл без очков. Рассказал он мне историю возникновения этого произведения: за год до этого он получил письмо от незнакомой ему девицы[96], которая послала ему текст этой поэмы, предлагая использовать ее для большой поэмы, что он и осуществил. Я был глубоко взволнован поэмой Сергея Васильевича и особенно впечатлением, произведенным на меня вдохновенным исполнением великого автора ее. Играл он мне еще свои Романсы ор. 34, которые тоже захватили душу. На третий день Сергей Васильевич еще раз сыграл мне «Колокола», которые во второй раз произвели на меня еще большее впечатление.

Живя в Москве, Сергей Васильевич иногда заезжал на машине за мной и увозил меня в Сокольники или куда-нибудь за город, поражая своим замечательным искусством управлять машиной особенно в Москве, в центре города.

Примерно с 1906-го или 1908 года Сергей Васильевич подружился с Н.К. Метнером и очень полюбил его; Метнер стал у него бывать и делиться с ним своими планами, показывать новые произведения, которые Сергей Васильевич очень высоко ценил и чрезвычайно ими интересовался. Привлекала его и личность Метнера. Николай Карлович также горячо полюбил Сергея Васильевича.

В эти же годы Сергей Васильевич подружился с дирижером С.А. Кусевицким, выступал в его концертах, весьма ценя Кусевицкого-дирижера, охотно играл под его управлением свои фортепианные концерты. С каждым годом Кусевицкий рос как дирижер, его симфонические концерты становились все интереснее и интереснее в отношении программ и качества исполнения. В эти-то годы у Кусевицкого зародилась идея основать свое музыкальное издательство на манер М.П. Беляева[97]. В лице Сергея Васильевича Кусевицкий встретил полное сочувствие этой идее и, кроме того, человека, на которого он мог положиться. Сергей Васильевич мог вполне возглавить это дело, помочь Кусевицкому не сбиться с правильного курса, опираясь на его огромный авторитет и руководствуясь его советами в таком сложнейшем деле. Для начала надо было подыскать лицо, которое смогло бы вести дело в Москве. Затем Кусевицкий хотел основать при издательстве художественный совет, состав которого также должен был подобрать Сергей Васильевич. И наконец, надо было найти человека, который вел бы дела этого издательства в Германии, являясь как бы доверенным лицом Кусевицкого. Все это были сложнейшие вопросы. На первое из этих мест Сергей Васильевич подыскал Федора Ивановича Гришина, который был главным продавцом в магазине П. Юргенсона. Надо было его «сманить» к Кусевицкому, что следовало сделать очень деликатно, чтобы не обидеть сыновей П. Юргенсона – Бориса и Григория Петровичей, которые после смерти отца вели его издательское дело. Эту весьма щекотливую операцию Сергей Васильевич провел тактично, умело и сравнительно безболезненно. Словом, братья Юргенсоны отпустили своего замечательного работника Гришина без скандала, хотя вряд ли это могло быть им приятно. Таким образом, в Московском отделении Российского музыкального издательства начальником стал Федор Иванович Гришин. В состав художественного совета Сергей Васильевич привлек А.Н. Скрябина, Н.К. Метнера, меня, Л.Л. Сабанеева, А.В. Оссовского (из Петербурга)[98]. Во главе совета был Сергей Васильевич, а секретарем он пригласил своего друга Н.Г. Струве, отличного музыканта и теоретика. Печатались и гравировались ноты у Редера в Берлине[99]. А магазины издательства, кроме России, были в Берлине и в ряде других городов (отделения и представительства). Фактически возглавляя сложнейшее дело, Сергей Васильевич не жалел своих сил и обнаружил в этой работе огромный организационный талант, а Кусевицкий мог спокойно заниматься своими концертами, чувствуя себя как за каменной стеной, имея таких помощников, как Сергей Васильевич, Струве, Гришин, П.А. Ламм[100]и другие. Через один-два года дела издательства пошли блестяще, и Российское музыкальное издательство, несмотря на сильнейшую конкуренцию, стало процветать и пользоваться всемирной известностью, и все это главным образом благодаря С.В. Рахманинову.

Я теперь точно не помню всех авторов, которые издавались в Российском музыкальном издательстве, но был издан ряд сочинений и членов совета, в том числе «Прометей» Скрябина, ряд сочинений Метнера, несколько опусов моих, в частности Вторая симфония.

Необходимо здесь сказать, что из видных композиторов только один Сергей Васильевич мог взяться за такую ответственную и огромную работу. Его отъезд за границу был тяжким ударом для его детища – Российского музыкального издательства, которое без него не смогло здесь успешно существовать.

Кусевицкий вскоре после Октябрьской революции уехал в Америку, где и жил до самой смерти. Трагически погиб друг Сергея Васильевича – Н.Г. Струве. Находясь в Париже по делам издательства, он поехал к Кусевицкому в гостиницу. При выходе из лифта он был не то весь раздавлен, не то ему лифтом отрезало голову. Вскоре умер и заведующий Московским отделением издательства Ф.И. Гришин. Как издательство, так и нотный склад Брейткопфа[101]прекратили свое существование.

Наступили тяжелые годы разрухи, Гражданской войны и голода. В эти годы Сергей Васильевич старался помочь всем своим друзьям, родным и близким как только мог, посылая им сначала деньги, а затем посылки, которые являлись для всех, получивших их, большой поддержкой и которые многих просто выручили из беды. В эти посылки входили следующие продукты: мука, крупа, сахар, сгущенное молоко, какао и растительное масло или сало. Словом, по тем временам получение такой посылки являлось очень большим подспорьем. В Москве весьма многие поминали добром Сергея Васильевича, каждый день насыпая сахар в стакан какао со сгущенным молоком. О том, как жил в те годы Сергей Васильевич и что делал, мы не знали ничего. Доходили до нас изредка слухи о его многочисленных концертных выступлениях в качестве пианиста, сопровождавшихся огромным успехом. Однако все это были лишь слухи. Всякая связь с ним оборвалась.

Вспоминали его мы все, его друзья, почти каждый день, так как горячо его любили, а забыть его тем, кто близко знал его, было невозможно.

Москва

15 мая 1955 года

Рахманинов играл на фортепиано с изумительным совершенством

А.Б. ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕР[102]

ИЗ ЛИЧНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ О С.В. РАХМАНИНОВЕ

Я познакомился с С.В. Рахманиновым осенью 1889 года, когда поступил в класс А.И. Зилоти, двоюродного брата Рахманинова, у которого он учился в Московской консерватории. Я поступил на шестой курс, а Рахманинов был в то время на седьмом курсе. Мне было четырнадцать, а ему шестнадцать лет. Он имел вид еще мальчика, ходил в черной куртке с кожаным поясом. В обращении и тогда был сдержан, очень немногословен, как всю жизнь,