– Королевские сборщики должны приехать послезавтра, – пояснил доктор. – Нет, это никак не связано с королевской армией, миледи, у них своя охрана, но приедут ли они, неизвестно. Лорд Вейтворт обязан представить подати в место сбора. И раньше, до снегопада, он сделать это никак не мог.

– Не я один, в селе достаточно людей, которые мне не подчиняются. Хозяин постоялого двора, хозяин трактира, мельник, лодочник…

– Вы обеспокоены, милорд, я разделяю ваше беспокойство. Я могу что-то сделать для вас? – спросила я и тотчас почувствовала себя донельзя глупо. Тоже додумалась – предложить свою бесполезную помощь тогда, когда о ней вовсе не просят, потому что так диктует мое воспитание.

Я не удивилась, что не получила ответа, если не считать таковым короткое мотание головой. Сжимая в руках шкатулку, я пошла к двери, спиной ощущая не слишком дружелюбные взгляды.

Дверь за мной закрылась.

Я не знала, чем грозит нарушение сроков, но догадывалась – ничем хорошим. Однако ведь как-то выходили из положения столько лет, раз снегопад не отменяет эту обязанность. Мой муж мало времени провел на должности лорда-рыцаря и не может найти выход? Или ему мешает что-то еще?

– Она меня пугает, Льюис, ты знаешь…

И я услышала, как в замке провернулся ключ.

Я вернулась к себе, поставила шкатулку рядом с почти догоревшей свечкой, но так и не стала ее открывать. Я пугаю его – что это значит? То ли что я веду себя не как леди, а как затравленная глупая девчонка из мещан, – или то, что лорд Вейтворт считает меня виновной во многих из случившихся бед?

Кто мог накапать кровью во всех комнатах, включая запертую мою?

Меня ли охранял мой муж, придя ночевать ко мне в спальню, или других – от меня?

С моим появлением здесь начались эти странности.

Летисия умерла, когда я была рядом. Она была ранена, когда я была рядом.

Неудивительно, что он избегает меня, подумала я. Храм, лорд Вейтворт хотел, чтобы я поехала в храм, – так это попытка меня уберечь или проверить? Ведь оборотни не могут войти в храм Ясных, так мне сказала Летисия. Но ее ли были эти слова?

Я сидела, сложив на коленях руки, и задумчиво смотрела на шкатулку. Пламя свечи дрожало, оплавившийся воск капал на столик. Я протянула руку и передвинула подсвечник подальше, затем взяла шкатулку и открыла ее.

Она была наполнена драгоценностями. Быть может, не теми, в которых блистали богатейшие из аристократок, но я никогда не предполагала, что надену подобные, никогда…

Я насчитала восемь перстней с крупными и чистыми камнями – аметистами, изумрудами, сапфирами, браслет, украшенный мелким жемчугом, два небольших колье, три заколки и подумала, что они будут прекрасно смотреться в моих волосах. Золотые кольца без камней – их было больше десятка; серьги – под стать перстням и более скромные, булавки, запонки… Я вряд ли смогла бы кого-нибудь удивить этой роскошью, но я и сама не верила, что все это так просто, без церемоний и каких-либо условий, отдали мне потому, что теперь я была леди Вейтворт.

Или муж попытался от меня откупиться?

В какие-то секунды он казался мне другим человеком. Я не могла бы сказать – что не так, как именно я это заметила, но он будто сбрасывал маску, а возможно, это я снимала свою: маску чопорности и испуга. Я сложила драгоценности, вернула шкатулку на столик, захлопнула крышку и закрыла лицо руками.

Я просидела так, наверное, бесконечность. Мысли уплывали, терялись, я не могла сосредоточиться, но скорее всего – не хотела. Все это было не для меня, меня готовили совершенно к иному. Быть покорной, послушной, незаметной, скромной, хорошей женой своему мужу. Я оказалась надменной гордячкой, поступающей наперекор, дерзкой, настолько непривлекательной, что мой муж не скрывал, что боится меня.

Муж, который даже не счел важным объявить мне, что владеет мной безраздельно. Я была ему не безразлична – или попросту противна? Какой мужчина окажет внимание женщине, ведущей себя, как я? Он спал со мной в одной постели и ограничился тем, что лег рядом со мной на покрывало, не раздеваясь и не давая понять, что хочет наконец консумировать брак.

Мимо комнаты кто-то прошел. Я встрепенулась, прислушиваясь. Шаги были тяжелые, поступь не лорда Вейтворта – этот человек был старше и грузнее.

В дверь постучали. Не успела я подняться, как стук повторился – тот, кто стоял за порогом, вероятно, очень спешил.

– Ваша милость. – Филипп был одет так, словно собирался куда-то надолго. – Я хотел сказать его милости, да Джаспер погнал меня от двери, мол, они там заперлись с господином доктором, даже его прибрать не пустили. О чем уж они там говорят, Ясные ведают, только мне надо сказать вам, а вы уж передадите ему?

– Куда ты собрался? – спросила я, оглядывая Филиппа. Не доха, а целый тулуп, ружье, какая-то колотушка на поясе, за плечами котомка – похоже, с припасами. – Там, на улице, снег метет. Ты заблудишься.

– Я охотник, ваша милость. Снег метет, так вот да, сейчас-то уже по следам не пройдешь, но есть еще лес, лес помнит. Где сучок отломан, где ветка сломана. Если его милость сейчас в лес выйдет, то не вернется, а я вернусь. Так и передайте ему, что не надо ему больше в лес по такой пурге соваться.

Я кивнула. Подумала, остановила Филиппа повелительным жестом, которого сама от себя не ожидала.

– Летисия умерла. Ее ранил оборотень.

Филипп сморщился. Он избегал смотреть мне в глаза, но я не видела в этом ничего предосудительного. Хороший слуга держит взгляд в пол, когда говорит с хозяином, если тот не требует признаться во лжи.

Он повторил мне то же, что говорил прежде:

– Вот доктор, ваша милость, он считай что господин из полиции. Пусть разбирается, а наше-то дело маленькое – охота да дом сторожить.

– Ты слышал про истинных? – упорствовала я. – Про то, что дети от связи оборотня и его истинной рождаются оборотнями?

– Да, ваша милость, я тут чего только не слышал, – недовольно проворчал Филипп. – Поедете в село, там вам таких баек расскажут, и напугают, а будут уверены, что сущая правда. Так вот, скажите еще его милости, что я Чарли оставил карету чинить, а сам отцу Джорджу передам про Летисию. Ну, если доберусь до села.

Он поклонился и ушел, не дожидаясь от меня позволения. Даже слуга не признавал меня здесь хозяйкой, лишь поварята искали от моей благосклонности выгоду, как и две деревенские женщины, Юфимия и