– Это жестоко, – проговорила она. – Взять и исчезнуть. Когда не видишь тела, ты не знаешь, что и думать. Будто застрял в лимбе.

Он выпрямился и кивнул. Отхлебнул чая.

– Ты никогда не видела тела Фрэнка, – сказал он. – Но ты же никому не говоришь, что думаешь, будто он жив.

– Нет, – ответила она, отмахнувшись. – Но то наводнение…

Он кивнул.

– А фермеры… Тут понятно, почему люди придумывают эти истории. Они и вправду могли сбежать. Теоретически.

Он снова кивнул.

– Только в лабиринте они были позади меня. А я сам успел в последний момент. Потом я еще несколько дней бродил поблизости, но они так и не вышли. Они не выжили. – Он конвульсивно содрогнулся. Майя подумала, сколько нервной энергии было сосредоточено в его маленьком тельце. – Нет. Их поймали и убили. Если бы они выбрались, я бы их увидел. Или же они бы со мной связались. Она была жестокой, но не до такой степени. Она бы давно уже дала мне знать.

Его лицо исказилось от скорби и гнева. Майя видела, что он все еще злился на Хироко. Ей вспомнился Фрэнк – она тоже злилась на него несколько лет после его смерти. Думала, убил ли он Джона. Десмонд много лет назад говорил с ней на эту тему. Она вспомнила, что он в ту ночь пытался придумать, как бы ее успокоить. И возможно, солгал ради этого. Если бы он знал другую правду, если видел, как Фрэнк всадил в тело Джона нож, – рассказал бы он ей об этом? Нет, не рассказал бы.

Сейчас Майя пыталась придумать, чем помочь ему с мыслями о Хироко. В тишине она отхлебнула чая, он тоже сделал глоток.

– Она любила тебя, – проговорила она.

Он взглянул на нее удивленно. Затем, наконец, кивнул.

– Она дала бы тебе знать, если бы была жива. Как ты сам говоришь.

– Думаю, что да.

– Значит, скорее всего она мертва. Но Ниргал и Сакс – да и Мишель, если на то пошло…

– Мишель тоже?

– По крайней мере, иногда. Иногда он думает, что эта легенда как бы просто нам в утешение. Но иногда говорит, что они живы. Но если легенда им на руку…

– Да, пожалуй, – вздохнул он.

Она ненадолго задумалась.

– Что ж, такова жизнь. Движение, так сказать, частиц Хироко у тебя в мозге. Квантовые скачки, как говорит Мишель. Это же то, что мы есть, верно?

Десмонд посмотрел на свою морщинистую и испещренную шрамами кисть руки.

– Не знаю. Мне кажется, мы нечто большее.

– Ну, неважно. Главное – жизнь. Разве не это ты мне однажды сказал?

– В самом деле?

– Да, вроде бы. Мне кажется, ты так говорил. Но как бы то ни было, это хороший, работающий принцип.

Десмонд кивнул, и они сделали еще по глотку. Их отражения казались прозрачными в черных окнах. Птица, сидевшая на клене, вдруг нарушила ночную тишину.

– Я беспокоюсь, что могут опять настать тяжелые времена, – проговорила Майя, пытаясь сменить тему. – Не думаю, что Земля позволит нам дальше контролировать приток иммигрантов. Они нарушат условия, «Освободите Марс» начнет протестовать, и мы глазом не успеем моргнуть, как начнется война.

Он покачал головой.

– Мне кажется, этого можно избежать.

– Но как? Джеки готова в нее ввязаться, чтобы остаться у власти.

– Не волнуйся слишком насчет нее. Она не имеет значения. Система гораздо сильнее…

– Но что, если система рухнет? Мы живем в неизвестности. У двух миров совершенно разные интересы, и со временем они расходятся лишь сильнее. А кто будет решать – это люди у верхушки.

– Их слишком много. – Он махнул рукой. – Мы можем склонить большинство к разумному поведению.

– Правда? И как же?

– Ну, во‑первых, всегда можно пригрозить им Красными. Они же до сих пор существуют и занимаются своими делами. Пытаются всеми силами сорвать процесс терраформирования. Мы можем использовать это в наших интересах.

И они проговорили о политике, пока небо за окнами не окрасилось серым, а обрывчатая птичья песнь не переросла в щебечущее многоголосие. Майя все старалась его разговорить. Десмонд прекрасно знал все фракции, существовавшие на Марсе, и порой выдвигал здравые идеи. Она находила все это чрезвычайно интересным. Они разработали стратегию. К завтраку у них уже родился план, который стоило воплотить в жизнь, как только наступит подходящий момент. Десмонд улыбнулся:

– Даже спустя все эти годы мы до сих пор думаем, что можем спасти мир.

– Да, можем, – согласилась Майя. – Или могли бы, если бы другие делали то, что мы им скажем.

Вскоре проснулся Мишель: его разбудил запах и треск жарящегося бекона, донесшиеся до спальни, а также негромкое пение Десмонда – он напевал что-то в стиле калипсо [16]. Майю разморило тепло, ей хотелось спать и есть. В тот день ей предстояла тяжелая работа, но это ее не пугало.

Жизнь продолжалась. Она жила с Мишелем, работала, любила, боролась со своими недугами. И бо́льшую часть времени была всем довольна. Но иногда могла и пожалеть о давно угасших искрах истинной страсти, пусть даже они всегда были дикими и изменчивыми. Порой она думала, что была бы счастливее, если бы Джон остался жив – или будь рядом Фрэнк. Или если бы ее партнером стал Десмонд – если бы, пока они оба были свободны, они вступили бы в какую-нибудь прерывистую моногамию, как аисты, и из года в год встречались бы после своих путешествий и миграций. Они не пошли по этому пути, и все сложилось иначе.

Но жизнь продолжалась и без этого, и они медленно двигались вперед, все сильнее отдаляясь друг от друга, – не потому, что чьи-то чувства угасали, а просто оттого, что они видели друг друга слишком редко и их мысли занимали другие люди и другие дела. Типичная история: вы продолжаете жить, близкие вам люди делают то же самое, а жизнь отводит вас друг от друга, так или иначе, – работа, партнеры, что угодно, – и спустя какое-то время, когда их нет рядом, когда они не присутствуют физически, любить их можно лишь как какие-нибудь воспоминания. Так случается, когда вы привыкаете их любить и помните ту любовь, а не чувствуете ее, как тогда, когда они были реальной частью вашей жизни. Только находясь с партнером рядом, можно по-настоящему сохранить любовь. Но даже в этом случае вы можете от него отдалиться – приобрести разные привычки, увлечься разными мыслями. И если так происходит с теми, с кем вы спите, то что уж говорить о тех друзьях, чья жизнь продолжается где-нибудь в другой части света. В конце концов вы их теряете, и ничего поделать с этим нельзя. Сохранить отношения можно только с партнером, а партнер может быть лишь один. Если бы они с Десмондом когда-либо имели такую связь – кто знает, что случилось бы дальше. Сейчас от их далекой дружбы остались лишь угольки, хотя могло сложиться так, что между ними, будто из открытой кузницы, не переставали бы носиться искры. Она могла бы заставлять его содрогаться одним своим касанием. Иногда она вспоминала, как любила его, – и это чувство казалось тогда таким сильным, что она думала, оно никогда не иссякнет.