Большой саманный дом с внешней побелкой, вокруг совершенно пустой двор, заросший сорняком и яркими одуванчиками. У покосившегося низенького редкого забора нашел даже с десяток тюльпанов, каким-то чудом затесавшихся в этот убогий уголок. Хаотично высаженные фруктовые деревья, а с противоположной стороны двора то ли сарай, то ли уличный сортир.

У дома всего одна глухая стена. Вдоль нее мы и двигаемся, быстро, тихо рассредоточиваясь дальше, по кругу. Согнувшись так, чтобы не попасть в обзор из окна подхожу к двери и слышу выстрелы со стороны того самого хозяйственного помещения, которое все же оказалось туалетом.

Резко развернувшись, ушел за угол глухой стены. Второй боец, кувыркнувшись в бок оказался прикрыт открывшейся дверью. Из покосившегося от времени дома вывалилось несколько тел типичной бандитской наружности наперевес с пистолетами против наших автоматов.

На заднем дворе слышна возня. Откуда там взялись еще люди, понятия не имею. Призраки они что ли?!

Плач ребенка, раздавшийся внутри дома, резанул слух так, что я чуть не сорвался на бег.

— Моя крошка, — шепчу себе под нос ставя подножку и роняя на землю одного из бандитов. Тот ударяется и отключается. — Папочка идет за тобой, - перешагиваю через бессознательное тело — Вот так, — похлопал по плечу козла. — Отдыхай!

Ясенька, напуганная громкими выстрелами, криками здоровых мужиков, плачет все громче.

«Что же ты за няня такая, если не можешь ее успокоить?!» — злюсь в голове на Тамару Андреевну. На меня вылетает один из бандитов, но наш боец успевает взять его на себя, предоставляя мне возможность идти дальше.

«И чего до сих пор никто не вызвал полицию?» — странный вопрос в моей голове. — «Страшно вам? Правильно. Бойтесь! Еще нам гражданских смертей тут не хватало».

— Селехов, иди сюда! — орет знакомый голос. — Или ты меня боишься?

— Я? — усмехаюсь себе под нос. — Тебя?!

Оставляя парней разбираться с оставшимися противниками, уверенной походкой, поигрывая ножом, иду на встречу со своим врагом. Выворачиваю из-за угла и встречаюсь взглядом в младшим Чернышевым, который держит на руках мою маленькую заплаканную Ясеньку.

— Папа, — малышка протянула ко мне ручку. Сердце больно сжалось и, кажется, перестало биться.

— Долго же ты меня искал, — усмехается мужчина примерно моего возраста.

— Да я надеялся, что ты в психушке давно, витаминки кушаешь да слюни пускаешь. Упущение, однако. Ничего, исправим! Чернышов, ну ты же не совсем мудак? Отпусти ребенка.

— Где Кристина? — немного нервно дергается его губа.

— Так я тебе и сказал, — рядом практически из-под земли нарисовался Ольховский. — Ну вот и все, — я улыбнулся психу, не спуская ни на секунду взгляда со своей дочери. — Прикрывать твою задницу больше не кому. Отдай. Мне. Дочь.

— Она моя, — придурок крепче прижимает к себе Ясеньку. — И Крис тоже! Где она?

— Я тебе русским языком сказал, что ее здесь нет! — стараюсь не рычать. С психами так нельзя.

— Тогда разговора не будет! — заявил Чернышов, бесстрашно поворачиваясь к нам спиной. Знает, гад, что его не тронут, пока ребенок на руках.

Они и не тронут.

Я тараном заношу его всем своим весом внутрь. Яся испуганно визжит и закатывается в детской истерике. Мозг отмечает, что няни в полумраке грязной комнаты не наблюдается. Вот же с… сволочь!

— Громов!!! — орет мне в спину Ольховский залетая следом. И замирает в дверях. Чернышов удержал равновесие, развернулся ко мне лицом и удерживает мою дочь прямо перед собой. В окне за его спиной стоит наш боец с автоматом, ждет отмашки. Жаль, снайпера не прихватили. Я держу на прицеле голову ублюдка и считаю удары вновь забившегося сердца, чтобы точно руки перестали дрожать. — Тимур, не дури, — Евгений Арсеньевич медленно подходит ближе. — Если промахнешься?

— Уйди отсюда, — прошу шефа наплевав на субординацию. Дядя Женя — мужик понимающий, не обиделся.

— Тим, нет!!! — женский крик больно режет уши.

Быстрый вдох.

Выдох.

Выстрел…

Чернышов, еще не успевший понять, что уже мертв, как в замедленной съемке оседает на пол хватая ртом воздух. Маленькая больше не плачет. Она испуганно смотрит на своего папу, который пришел ее спасти. Ольховский перехватил крестницу за живот. Я, бросив оружие, успеваю забрать дочь у твари, мешком рухнувшей на деревянный пол.

Прижимаю малышку к себе вдыхая сладкий детский аромат. В эту секунду я готов плакать от счастья.

— Ясенька, моя Ясенька, — едва слышно шепчет Крис, а на ее руке болтается наручник с выломанной ручкой, к которой я ее пристегнул. — Передаю малышку матери и моё тело пронзает резкая боль.

Два точных выстрела в спину, и я падаю на колени к захлебывающемуся в собственной крови Чернышеву. Поворачивая голову, в шоке смотрю на стрелявшего.

— За что? — хриплю, стремительно теряя сознание

Звук сирен, запах медикаментов, спирта, боли и хрупкая надежда на чудо. Я прижимаю к себе самую любимую девочку на свете, шепчу ей на ушко ласковые слова, смотрю на любимого мужчину и сердце уходит в пятки.

-Мама, папа ааа? - ясный взор моей малышки пронзает до глубины души. Слезы подступают на глаза, сдерживать их становится практически нереально.

-Да, моя хорошая, - через силу выдавливаю из себя нечто наподобие улыбки, беру девочку за руку, прижимаю к себе крепко-крепко. -Папа спит. Он очень сильно устал, - слова даются с неимоверным трудом, но ради доченьки я буду держаться. Малышка ни за что не должна понять от какой ужасной участи нас спас Тимур.

Теперь осталось спасти его.

После перестрелки в старом доме, принадлежавшем чете Чернышовых, я до сих пор пребываю в полнейшем шоке. То, как рисковал Громов ради спасения нашей дочери, то, как он защищал нас обеих, то с каким упрямством и упорством стоял за нас до сих пор не отпускает. Тимур любит меня. Он будет самым лучшим на свете папой для Яси. Сейчас я это понимаю особенно четко.

Но теперь у моего любимого мужчины есть жена.

Вой сирены не смолкает ни на секунду. Мы с Ярославой сидим в машине и молимся о спасении самого дорогого человека для нас обеих. Следом за нами едут сразу несколько автомобилей. Звуки клаксона недовольных водителей то и дело раздаются со всех сторон. Мой крестный папа со своими парнями не отстаёт. Они едут по пятам за нами. Я чувствую его мощнейшую поддержку и очень рада, что сейчас не одна со своим горем.

На кушетке в карете "скорой помощи" лежит мой любимый мужчина. Его лицо бледное, словно мел. Его глаза закрыты, словно мужчина уснул. Он спокоен и умиротворен. Он без сознания.