Я выпрямился, вытащил из портфеля блокнот и положил его себе на бедро.

– Ну, для начала вы могли бы поведать, зачем послали мне сегодня повестку. Полагаю, вы недавно в профессии, мистер Фулгони, и не понимаете, что все это лишнее. Нужно было просто позвонить. Профессиональный этикет, знаете ли. Адвокаты не обрушиваются с повестками на своих коллег – уж тем более не перед зрителями в здании суда.

Возникла пауза, за которой последовало извинение:

– Мне очень жаль, я несколько в замешательстве, мистер Холлер. Вы правы, я начинающий адвокат, и если я обошелся с вами некорректно, то приношу свои извинения.

– Извинения принимаются. Называйте меня просто Майкл. Почему бы вам не рассказать мне? Речь ведь идет о Гекторе Арранде Мойе? Я не слышал этого имени уже лет семь-восемь.

– Да, мистер Мойа давно не на свободе, и мы пытаемся исправить эту ситуацию. У вас была возможность взглянуть на дело, о котором говорится в повестке?

– Мистер Фулгони, у меня едва хватает времени, чтобы взглянуть на свои дела. И по правде говоря, мне придется сильно напрячься, чтобы выполнить обязательства, указанные в повестке. Нужно было не ставить конкретное время или хотя бы поинтересоваться, какое время удобно обеим сторонам.

– Наверняка мы сможем что-нибудь придумать, если утро вторника вам не походит. И пожалуйста, зовите меня Слай.

– Хорошо, Слай, я постараюсь. Но объясни, почему меня нужно допрашивать под присягой в отношении Гектора Мойа. Он не был моим клиентом, я не имел с ним никаких дел.

– Имел, Майкл, имел… В некотором роде именно ты упрятал его за решетку, и поэтому у тебя может оказаться ключ, который его оттуда вытащит.

На этот раз замолчал я. Мне совсем не хотелось, чтобы человек из верхушки картеля считал это правдой, даже если он надежно заперт в федеральной тюрьме.

– Погоди-ка, – наконец сказал я. – Утверждая, что я засадил вашего клиента в тюрьму, ты от меня не добьешься ни помощи, ни сотрудничества. И вообще, на каком основании ты делаешь такие возмутительные и небрежные заявления?

– Да ладно, Майкл. Восемь лет прошло, подробности известны. Ты заключил сделку, которая позволила твоей клиентке Глории Дейтон выйти сухой из воды, а федералам – без труда взять Гектора Мойю. Теперь твоя клиентка мертва, и ты имеешь полное право нам все рассказать.

Я забарабанил пальцами по подлокотнику, пытаясь найти лучший выход из положения.

– А вот интересно, – наконец проговорил я, – откуда ты узнал про Глорию Дейтон и ее дело?

– Майкл, я не намерен делиться с тобой источниками конфиденциальной информации. Но нам очень нужно получить твои свидетельские показания, ведь мы готовимся к суду. Так что буду рад увидеть тебя во вторник.

– Нет, так дело не пойдет, Младшенький.

– Прости.

– Не прощаю. Может, ты увидишь меня во вторник, а может быть, и нет. Я могу пойти сейчас в любой суд и за пять минут аннулировать твою повестку. Ясно? Поэтому, если хочешь встретиться во вторник, лучше говори. Внутреннее, личное, конфиденциальное, неприкосновенное – мне плевать. Я не даю показания под присягой просто так, наобум. Хочешь встретиться, тогда расскажи, зачем я тебе сдался.

Это его убедило, и он, запинаясь, ответил:

– Э-э… давай я тебе перезвоню по этому вопросу. Обещаю, что не заставлю ждать.

– Да уж, перезвони.

Положив трубку, я уже знал, что предпримет Слай-младший. Он хотел связаться со Слаем-старшим в Викторвилле и попросить совета. Сын явно действовал по приказу отца. Вероятно, все заварилось во дворе Викторвилля: Слай-старший подрулил к Мойа и предложил подать ходатайство «хабеас корпус». Скорее всего Слай-старший от руки написал текст ходатайства или инструкции сыну прямо в тюремной библиотеке. Возникал лишь один вопрос: откуда они узнали, что Глория Дейтон была тайным информатором по делу Мойа.

После звонка я выглянул в окно и понял, что мы почти добрались до Кауэнга-пасс. Эрл выискивал просветы в плотной массе машин и передвигался словно защитник, играющий против блокирующего игрока.

Робертс проживала недалеко от бульвара Вентура. Если вы хотите приобрести элитное жилье, которое говорило бы о вашем статусе, то целесообразнее вкладываться в недвижимость к югу от бульвара. После развода моя бывшая жена приобрела квартиру в одном квартале южнее на улице Диккенс; для нее престиж района оказался так же важен, как и цена. Я, естественно, внес свой вклад, ведь там проживала моя дочь.

Робертс поселилась существенно севернее, на участке между бульваром Вентура и автострадой Вентура, в квартальчике второго сорта, где многоквартирные дома соседствовали с частными владениями.

Окрестности Виста-дель-Монт застроены частными, а не многоквартирными домами. И я попросил Эрла остановить машину, чтобы перебраться на переднее сиденье. Для этого пришлось отключить принтер и переместить полку в багажник.

– Так, на случай, если наш приезд заметят, – пояснил я, когда сел в машину и закрыл дверцу.

– Ладно, – согласился Эрл. – Какой план?

– Надеюсь, припаркуемся перед домом, и в этой машине будем выглядеть как должностные лица.

– С кем встречаемся?

– С одной женщиной. Нужно, чтобы она рассказала, что ей известно.

– О чем?

– Сам не знаю.

Непростая задача. Как и мне, Кендалл Робертс выписали повестку по апелляции Мойи. Я не понимал, какое сам имел отношение к делу, не говоря уж о том, каким боком там замешана Робертс.

Нам повезло. Прямо перед одноэтажным домом 1950-х годов, адрес которого дал мне Сиско, располагался пожарный гидрант, и бордюр был выкрашен в красный.

– Паркуйся здесь, чтобы она увидела машину.

– Но здесь нельзя стоять.

Я полез в бардачок, вытащил знак «духовенство» и поставил его на приборную панель. Чаще всего это срабатывало. В любом случае попробовать стоило.

– Посмотрим.

Перед тем как выйти из машины, я достал бумажник, извлек из кармашка ламинированное удостоверение адвоката и всунул его в пластиковое окошечко перед правами. Потом, наскоро прикинув план дальнейших действий, мы с Эрлом поднялись наверх.

По словам Сиско, Кендалл Робертс не имела приводов с 2007 года. Интуиция подсказывала, что прежний образ жизни она оставила и скорее всего встала на путь истинный. Я надеялся использовать это себе во благо, если, конечно, в середине буднего дня Робертс окажется дома.

Когда мы подошли к квартире, я надел очки. В прошлом году в преддверии выборов мое лицо мелькало на телеэкране и сияло с рекламных щитов, разбросанных по всему городу. А я не хотел, чтобы меня здесь узнали. Решительно постучав в дверь, я сделал шаг назад, поравнявшись с Эрлом. На нем были «вайфареры» фирмы «Рэй Бан», обычный черный костюм и галстук, на мне – темно-серый костюм «Корнелиани» в тонкую полоску. Мы стояли плечом к плечу, оба в солнцезащитных очках; невольно вспомнился кинодуэт – черный парень и белый парень – из популярных фильмов, которые в лучшие времена мы с дочерью любили смотреть.