Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но разделит ли дедушка мою радость?» — ломал голову Даниель.
В дальнем конце комнаты раздался скрип колес. Подняв голову, Даниель увидел, как ввезли на тележке именинный пирог.
Он был огромным и круглым, состоял из трех толстых слоев с белыми и желтыми прослойками. Сверху горели семьдесят пять свечей, их тусклые огоньки дрожали на сквозняке.
«Какой абсурд! — подумал парень. — Такой великолепный пирог на пустом столе! Кому пришло в голову угробить этот пирог? Угробить!
«Нужно привести жену сейчас же, — понял Даниель. — Я сообщу дедушке с бабушкой о своей свадьбе. А потом мы с Норой растворимся в ночи и больше никогда сюда не вернемся!»
Пока слуги подвозили пирог к Саймону и Анжелике, парень выскользнул из комнаты и поспешил на кухню, где осталась Нора. Крепко сжав ей руку, парень потащил ее в гостиную.
Саймон готовился задуть свечи в тоскливой давящей тишине. Его лицо сияло в свете семидесяти пяти огоньков.
Нора сопротивлялась, но Даниель повел ее через гулкую комнату. Не выпуская руки возлюбленной, он обезоруживающе улыбнулся ей. «Насколько же она прекрасна», — подумал парень в который раз.
Нора была одета в простенькое синее платье с белым кружевным воротничком. Серебряный медальон сверкал у нее на шее.
— Дедушка! Бабушка! Я должен сделать важное сообщение, — объявил Даниель, гремящим в пустой комнате голосом.
Нора робко жалась к нему.
Парень увидел, как глаза Саймона сузились. Его взгляд сосредоточился на медальоне.
— Ч-что, — выдавил он. — Что это значит?
Крепко сжимая девичью руку, Даниель сделал глубокий вздох.
— Дедушка, в этот радостный день я… я хочу представить тебе свою супругу. Я женился на Норе Гуди!
— Не-е-е-е-е-е-ет! — душераздирающий вопль, полный отчаяния и ужаса, разнесся по комнате, заставив трепетать все сотни свечей.
Нора далеко не сразу поняла, что этот звук издает Саймон Фиар.
Старик приподнялся из своего кресла, и девушка испуганно отступила. Глаза Саймона были широко распахнуты от ужаса. Он уставил трясущийся палец на серебряный кружок, с когтями, висевший у Норы на шее.
— Не-е-е-е-е-е-ет! — прорезал тишину еще один звериный вой, вырвавшийся из горла старика.
Все еще продолжая указывать пальцем, Саймон двинулся навстречу девушке.
Однако ноги не слушались его. Он зашатался. Пытаясь сохранить равновесие, старик оперся о тележку с пирогом, и та опрокинулась.
Анжелика завопила, видя, как огромный пирог валится на пол.
— Даниель, что нам делать? — воскликнула Нора.
Но ее слова потонули в диких криках Саймона и Анжелики.
— Даниель, что происходит?
Небольшой коврик, на который упал пирог, вспыхнул. И комнату разом охватил огонь, как будто все свечи одновременно упали и их пламя соединилось.
— Даниель, пожалуйста! Даниель!
Нора не видела его. Парень исчез за стеной яркого огня, вставшей от нее всего в тридцати сантиметрах.
Пламя лизало пол и плясало на стенах.
«Как могли стены разгореться так быстро?» — удивлялась Нора, парализованная едким дымом и собственным страхом.
— Даниель! Даниель!
Пламя стало ужасно ярким, просто ослепительным.
Вглядываясь в огненную стену, из-за которой доносились вопли и перепуганные крики, Нора увидела какую-то фигуру, старающуюся вырваться из рыжего кошмара.
— Даниель! Где же ты?
Фигура приблизилась, стала отчетливее.
Нора невольно зажала себе рот ладонью, разглядев, что перед ней девушка примерно ее возраста. Девушка, безуспешно пытающаяся отвязаться от темного деревянного столба. Окруженная пламенем, пылающая, пылающая, пылающая и вопящая от прикосновений огня. Сюзанна Гуди пылала на костре рядом со своей матерью.
Нора раскрыла рот в беззвучном крике ужаса. Она увидела, что комнату заполняют другие корчащиеся фигуры, появляющиеся из танцующего и воющего огня.
Девушка увидела Ребекку Файер, со сломанной шеей качающуюся на веревке. Старый Бенджамин Файер стоял посреди комнаты, распяленный, словно огородное пугало. Через его череп проходила деревянная подпорка.
Нора заорала и хотела зажмуриться. Но она должна была смотреть, должна была увидеть появление всех остальных жертв, заполнивших пылающую комнату.
Девушка глядела в немом ужасе на скелеты Мэттью и Констанции Файеров, запертые в добровольной тюрьме. За ними появился Уильям Гуди с развороченным черепом и рассыпающейся плотью.
Над головой парил призрак маленькой Абигайль Файер. Джейн, мать девочки, протягивала к ней руки. По распухшему лицу женщины было видно, что она утонула. Ее заслонила Кейт Файер, с торчащей из груди вязальной спицей. Следующей появилась Ханна Фиар, пронзенная шпагой.
Потом Нора увидела Джулию Фиар, царапающую воздух. Ее ногти были обломаны и залиты кровью. Бедная Джулия, похороненная заживо, присоединилась к остальным жертвам прошедших веков.
Жертвы, фантомы прошлого, Файеры и Гуди кружились по комнате, и их крики перекрывали гудение огня. Они все кружились, кружились быстрее и быстрее, пока не образовали единый вихрь боли и жуткой смерти.
— Даниель, где ты? Даниель!
Нора вглядывалась в ревущее пламя.
— Даниель! Ох, Даниель!
Не в силах, отыскать его, не в силах вынести предсмертных воплей и воя, заполнивших комнату, Нора закрыла глаза и кинулась напролом.
Через несколько мгновений она окунулась и прохладную темноту ночи. Она стояла на газоне, глядя на полыхающий огонь, дрожа от внезапного холода и сжимая обеими руками серебряный медальон. Из деревни уже сбежалась толпа зевак, бормотавших что-то о зле, владевшем Фиарами, и о веках проклятия, завершившихся сегодняшним пожаром.
— Даниель! Пожалуйста, выходи, Даниель!
Девушка повторяла его имя снова и снова. Но когда пламя поднялось на крышу, поглощая усадьбу Фиаров, и жуткие крики взлетели к небу, словно симфония боли и ужаса. Нора поняла, что уже больше никогда не увидит Даниеля.
Нора снова обмакнула перо, но чернильница оказалась пустой. Девушка зевнула и оглядела стопку исписанных за ночь листов.
«С нашей свадьбой закончилась вражда между Фиарами и Гуди, — подумала она опустошенно. — Но совсем не так, как мы предполагали».
Никто не выбрался из огня. Ни Даниель, ни кто-либо еще.
Дом пылал несколько дней до тех пор, пока огонь постепенно не затих, оставив после себя лишь груды черных обуглившихся развалин. Их покинуло даже древнее зло, которому предстояло теперь вечно кружить над деревней.