голову не приходило связывать сожительство с материнством как причину и следствие, все же простое общение мужчины с этой конкретной женщиной пробуждало в нем интерес к ее детям, и чем продолжительнее была их связь, другими словами, чем прочнее был брак, тем больший интерес он проявлял к ним. Дети, очевидно, были частью тела женщины; и если в результате долгого сожительства он стал относиться к женщине как к своей собственности, то, естественно, он начинал относиться и к ее детям как к своей собственности. На самом деле, как было уже отмечено, мы можем предположить, что мужчина смотрел на детей своей жены как на свое имущество задолго до того, как стало понятно, что они его отпрыски. Таким образом, в первобытном обществе отцовство скорее всего рассматривалось как социальное, а не физическое родство мужчины с его детьми. Но это социальное родство вполне могло считаться достаточной причиной для отнесения детей к классу мужчины, который имел право сожительствовать с их матерью, а не к классу самой матери. Следовательно, мы не можем с уверенностью предположить, что арунта и другие центральноавстралийские племена, у которых сейчас принадлежность к экзогамному классу наследуется по отцовской линии, когда-либо передавали ее по материнской линии. В экзогамии патрилинейность может быть такой же древней, как и матрилинейный порядок.

LVI. Мечта о матриархате

Древний и широко распространенный обычай матрилинейного порядка вести происхождение и наследовать имущество только по материнской линии никоим образом не подразумевает, что управление племенами, соблюдающими этот обычай, находилось в руках женщин. Следует иметь в виду, что матрилинейность не означает правления женщин. Напротив, практика матрилинейности наиболее широко распространена у наиболее примитивных племен, у которых женщина, вместо того чтобы быть правительницей мужчины, всегда является его рабочей силой и часто немногим лучше его рабыни. Эта система столь далека от того, чтобы предполагать какое-либо социальное превосходство женщин, что, вероятно, она возникла в условиях, которые мы должны рассматривать как их глубочайшую деградацию, а именно в том состоянии общества, где отношения полов были столь свободными и расплывчатыми, что дети не могли быть зачаты от какого-либо конкретного мужчины.

Когда мы переходим от чисто первобытного состояния к более высокому уровню культуры, на котором накопление собственности, и особенно земельной собственности, стало мощным инструментом социального и политического влияния, мы, естественно, обнаруживаем, что везде, где сохранялась древняя матрилинейность, она, как правило, повышала статус и достоинство женщины. Ее возвышение наиболее заметно в аристократических семьях, где она либо сама обладает властью, а также частной собственностью, либо, по крайней мере, передает их своему супругу и(или) детям. Но этот социальный прогресс женщин никогда не заходил так далеко, чтобы поставить мужчин в целом в подчиненное положение. Даже там, где матрилинейность в отношении происхождения и собственности преобладала наиболее явно, фактическая власть обычно, если не всегда, оставалась в руках мужчин. Исключения, без сомнения, имели место; время от времени появлялись женщины, которые исключительно силой характера в течение какого-то времени влияли на судьбы своего народа. Но такие исключения редки, и их последствия преходящи; они не влияют на истинность общего правила, согласно которому человеческое общество управлялось в прошлом и, поскольку человеческая природа остается прежней, вероятно, будет управляться в будущем, главным образом, мужской силой и мужским интеллектом.

Теория гинекократии на самом деле является построением излишне мечтательных и необъективных умов. И в той же степени является химерой идея о том, что в матрилинейных обществах (народ кхаси и др.) преобладали богини, это придумано женщинами. Если бы женщины создавали божеств, они, скорее всего, придали бы им мужские, а не женские черты. Великие религиозные идеалы, которые навсегда запечатлелись в мире, по-видимому, во всех случаях были продуктом мужского воображения. Мужчины создают богов, а женщины поклоняются им. Сочетание поклонения предкам с матрилинейностью дает простое и вполне достаточное объяснение превосходства богинь над богами в обществе, где преобладают такие условия. Мужчины, естественно, отводят первое место прародительнице, от которой они ведут свое происхождение. Для объяснения этих фактов вовсе нет нужды прибегать к нереальной гипотезе о преобладании женского воображения над мужским.

Идея того, что при матрилинейной системе родства женщины правят мужчинами и создают богинь, которым они поклоняются, столь невероятна сама по себе и столь противоречит наблюдаемому опыту, что едва ли заслуживает обсуждения несмотря на то серьезное внимание, которое уделяют этому вопросу. Но когда мы, как и следует, рассеиваем этот умозрительный туман, мы остаемся лицом к лицу с неопровержимым фактом широкого распространения матрилинейности, то есть социальной системы, которая ведет происхождение и передает собственность не по мужской линии, а по женской. Разумно предположить, что социальная система, столь широко распространенная и глубоко укоренившаяся, должна была повлиять на религию народов, которые ее исповедуют, особенно если мы вспомним, что в примитивных сообществах взаимоотношения богов обыкновенно отражают социальные взаимоотношения их приверженцев.

LVII. Проблема экзогамии. Общее решение[66]

Найдя, как представляется, адекватное, хотя и не достигающее первопричины, объяснение распространенности экзогамии у аборигенов Австралии, мы, естественно, задаемся вопросом, можно ли применить такое объяснение к распространенности экзогамии во всех других частях света, где она практикуется. Зародышем этого явления, по нашему мнению, следует считать целенаправленное разделение целостного сообщества на два экзогамных класса с целью предотвращения половых союзов ближайших родственников. Исходя из этой гипотезы, мы должны ожидать, что подобное деление пополам или его следы будет обнаруживаться во всех экзогамных племенах. Факты, однако, отнюдь не соответствуют этому ожиданию. Вполне верно, что разделение на два экзогамных класса, или двухклассовая система, широко, хотя и не повсеместно, существует в Меланезии и встречается у некоторых племен североамериканских индейцев: ирокезов, тлинкитов, хайда и кенайцев. Но существование двух и только двух экзогамных подразделений в сообществе является редким и исключительным. Обычно мы находим не два экзогамных класса, а множество экзогамных родов, или кланов, что, по-видимому, является неизменным правилом среди многочисленных тотемных народов Индии и Африки. Но разве не возможно, что в некоторых сообществах эти экзогамные и тотемные кланы когда-то были сгруппированы в экзогамные классы или фратрии, которые впоследствии исчезли, не оставив после себя ничего, кроме экзогамии тотемных кланов, или запрета на брак между мужчинами и женщинами внутри одного тотемного клана? Это не только возможно; по-видимому, это действительно имело место в тотемных сообществах в самых разных частях света. Так, есть основания полагать, что в западной части островов Торресова пролива тотемные кланы ранее были сгруппированы в два экзогамных класса, или фратрии, но впоследствии экзогамия классов была ослаблена, в то время как экзогамия тотемных кланов сохранилась. Тщательные исследования Селигмана привели его к выводу, что то же самое произошло у народов