Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты не спишь?
Мари зажмурилась: все же пришел на кухню!
– Не сплю, – буркнула она и уставилась на дно пустого фужера.
– Для похорон все готово.
– Я знаю.
Он сел чуть поодаль и поставил перед собой второй хрустальный фужер.
– Мне жаль, что Веронику убили.
– Мне тоже.
Борис взял бутылку коньяка и разлил терпкую коричневую жидкость по фужерам.
– Я могу для тебя что-нибудь сделать?
– Да. Сделай одолжение, не езди к своей шлюхе хотя бы до тех пор, пока не похоронят мою сестру.
– Маша! Ну, вот опять ты за свое… – вспылил Борис.
– Я не дура, Боря! Далеко не дура. Я ведь чувствую, что ты с ней. С ней, а не со мной…
Она горько вздохнула и уронила голову на руки.
Борис молча крутил фужер на гладкой поверхности банной стойки. Он хотел сказать что-то в свое оправдание, но язык, будто онемел. Отчего-то не получалось искренне убедить жену, что он любит только ее. Что-то тонкое, едва уловимое изменилось в его сердце. Какая-то грань за пределами его понимания. Убеждать Мари в вечной любви приравнивалось теперь к предательству, потому что каждый раз слова любви из его уст в сторону жены наносили удар ножом в сердце любовницы. А он не хотел, чтобы Таня страдала. Она не заслужила. Таня… любила его просто так. За то, что он есть. А Мари в последнее время только требовала и злилась. Между двумя женщинами пролегла невидимая стена. Мари, с которой он обязан всегда быть рядом и Таня, к которой тянулась его ожесточенная, одинокая душа.
Он опрокинул в себя коньяк, закусил его кусочком лайма и шумно поднялся. Не было сил продолжать сидеть рядом с подавленной смертью сестры и его изменой женой. Мари давила на него тяжким грузом.
Она даже не подняла головы. Ей все было ясно без слов.
«Ну и катись… на все четыре стороны…», – мысленно послала его она.
В спальне Борис все же попытался взять реванш. Потянул ее к себе под одеялом. Но Мари, вздрогнув, отбросила его руку в сторону.
– Не смей меня касаться! – прошипела она. – А если посмеешь еще раз заставить меня спать с тобой, я расскажу твоему отцу про твои шашни. Он вышвырнет Копылову за порог в одно мгновение!
Обычно уверенный в себе, на этот раз муж ослабил хватку и отпустил ее. Мари зажмурилась. Несвойственное ему действие лучше всего подтверждало ее правоту: его роман со стриптизершей Изабель по имени Таня был в самом разгаре.
«Мне даже почти не больно, – натягивая на себя одеяло, убеждала себя она. – Ведь если бы Макар не оказался в том злополучном караоке-баре, я бы сходила сейчас с ума. Вернее, нет. Не сходила бы. Меня бы уже уложили в гроб и готовились закопать вместо Вероники. Изабель танцевала бы победный стриптиз на моей могиле».
«Хотя, неясно, что лучше – умереть, или сходить с ума от неразделенной любви к Макару», – продолжали роиться в ее сознании мысли.
Следующее утро было еще мрачнее, чем предыдущая ночь. Лизоньку оставили с охраной и нянечкой, а Мари и ее мать в сопровождении Бориса отправились на похороны.
Веронику забирали из собственной квартиры. В маленькой часовенке у кладбища священник готовился отпевать погибшую от пуль бандитов молодую женщину.
Родители Вероники крепко держались друг за друга. Подкошенные внезапной смертью единственной дочери, отныне они навсегда потеряли свой покой.
Чуть поодаль всхлипывала мать Мари. Сама Мари стояла под руку с мужем ближе к выходу, больше всего на свете желая оттолкнуть его от себя и броситься прочь. Ей была невыносима мысль о том, что сестра погибла из-за нее. Не позови Мари ее в бар выпить по бокалу мартини, сейчас не было бы похорон. Но что сделано – то сделано. Прошлого не воротить. Мари осталась жить, но за неосторожное приглашение выпить в баре по паре бокалов коктейля теперь она навеки проклята своими родными.
Священник начал свою работу. Запахло ладаном.
Дверь часовни тихо открылась, и на пороге появился свекр. За его спиной стоял Макар. В черном костюме, с расстегнутыми верхними пуговицами на черной шелковой рубашке он был неотразим в своей мужской привлекательности. В руках новоявленный старший брат сжимал роскошный букет алых роз, каждая из которых была перетянута черной ленточкой.
Мари взглянула на брата мужа, и внутри что-то перевернулось. Их взгляды пересеклись всего на миг, но ее сердце пронзила болезненная стрела. Горящей и саднящей была эта боль. Этот мужчина притягивал ее душу, словно магнит. Он сводил ее с ума одним своим присутствием. Мари была готова отправиться вслед за Макаром куда угодно – хоть в огонь, хоть в воду.
Макар осторожно, не желая прерывать молитвы, положил розы у гроба и встал рядом с ней. Она прикрыла глаза – аромат его одеколона с примесью чего-то истинно мужского кружил голову, сводил с ума. Нечаянно молодая женщина коснулась его крепкой и мужественной руки.
Руки пересеклись всего на миг, но Макар вздрогнул, будто от удара током. Поднял на нее свой взгляд – и Мари стушевалась, отшатнулась ближе к Борису.
– Какого черта?! – прорезал тишину храма голос отца Вероники. – Какого черта вы притащились сюда, проклятые бандиты?! Убирайтесь прочь!
В один миг он оказался рядом с Макаром и Глебом Сергеевичем.
– Убирайтесь, я сказал! Прочь! Вам не место среди хороших людей!
Он толкнул в грудь Глеба Сергеевича.
Тут же подскочила охрана. Но Глава семьи Загорских подал знак охране отступить.
– Мне жаль… – Очень искренне произнес он и приложил руку к сердцу.
– Жаль тебе, да?! Да будь ты проклят! Желаю тебе вот так же стоять у гроба твоих детей! Пусть они сдохнут все! Все!
– Стойте… – всхлипнув, бросилась к родственникам Мари. – пожалуйста, не надо…Это я виновата…я … я должна была умереть, не она! Мне подписали приговор преступники! И это я позвала Веронику прогуляться в бар…
– Заткнись, Маша, – шикнул на нее муж и притянул за локоть к себе. – Держи себя в руках! Хочешь, чтобы они и тебя в клочья разорвали? – продолжал шипеть ей на ухо он. Потом выступил вперед.
– Послушайте все! Мы с Мари не имеем никакого отношения к криминальному бизнесу и клубу «Валенсия». Пожалуйста, не надо винить всех. Наша семья скорбит также сильно, как и вы… Маша чудом осталась жива, но это не значит, что нам хорошо от смерти Вероники. Если кто и виноват, так
