Хитрые бестии. Давно заметили его, но делают вид, что идут по своим делам.

Метров тридцать, не попасть… Но он все же выстрелил. Ружье тяжело ухнуло и дернулось в руках, где-то посыпался снег с дерева; видимо, туда угодила пуля.

Собаки бросились врассыпную без единого звука, все. Значит, не попал… Данилов взвыл от злости и переломил ружье, чтоб поскорее перезарядить. На это надо секунд пять в лучшем случае, что в условиях, когда события развиваются быстро, огромный недостаток. Люди бы ему этих секунд не дали.

У него оставалось еще четыре патрона. Саша уже научился читать маркировку и знал, что в двух пули, а в двух картечь.

Твари не приближались – видимо, им приходилось встречаться с вооруженными людьми – но и слишком далеко не отходили. Явно ждали, когда он истратит боеприпасы и обессилеет.

Тяжело вздохнув, Александр плюнул им вслед и пошел дальше. Он не сомневался, что псы будут следовать за ним, но не вечно же – у каждой стаи своя территория. А он уходил все дальше – на юг, как ему казалось. Хотя даже насчет направления Саша не мог быть абсолютно уверенным.

В отчаянии он попытался вернуться в Тупик, к отшельнику – в его положении было не до гордости. Он хотел срезать путь и в результате забрел в какую-то лесостепь. Ни заборов, ни дорог, ни даже ЛЭП.

Он прошагал уже километров десять, а улица Проспектная и трамвайная линия все не показывались. Где-то тут должны были начинаться горы и выжженная земля вокруг Провала. Уж ее то трудно не заметить. Но даже счетчика у него теперь не было, чтобы проверить уровень заражения местности.

Оставалось, скрепя сердце, признать, что он все дальше уходит от города. Это было страшно, потому что обещало верную смерть. Кузбасс, конечно, один из самых маленьких регионов Сибири, но и здесь можно идти неделю и не встретить человеческого жилья. А в горах или в лесу он погибнет еще быстрее, чем в бывшем городе или деревне.

Саша старался двигаться все время в одном направлении, но компаса у него не было, а это значит, что каждый шаг слегка смещает его… вроде бы влево, раз он левша. Саша пытался делать поправку, но, скорее всего, шел по кругу или выписывал зигзаги.

Сначала он подумал, что это остатки фургона или какой-то постройки из алюминия.

Когда до него дошло, что это перед ним, он рассмеялся, как сумасшедший и чуть не пустился в пляс.

Хвост самолета. С едва заметными буквами «ТУ». Дюралюминий закопчен настолько, что не давал бликов в свете фонарика, эмблема авиакомпании не читалась.

Упал ли он сразу после ударов или какое-то время кружил над выжженной землей?

Наверное, сразу. Ведь, кроме взрывной волны, был еще электромагнитный импульс, а он должен был превратить самолет в корыто с крыльями. А если взрыв был высотный, то пассажиры могли умереть раньше, чем достичь земли.

Шаг за шагом Данилов обходил место катастрофы. Он знал – если самолет взорвался в воздухе, то обломки фюзеляжа, останки людей и вещи разбросаны на огромной площади. Глубокий снег скрыл многое, да и надеяться на то, что в первую неделю, еще при свете дня, местные старатели не собрали все ценное, было глупо…

Но проверить хорошо сохранившиеся фрагменты салона имело смысл. Их было несколько. Похоже, падая, самолет разломился на три-четыре части. Одна из них сохранилась лучше других. Судя по расположению кресел, это был эконом-класс. Улов за полдня поисков, с перерывом на сон в куче лапника у тлеющего костра, был просто смешным. Оно и понятно – хотя до ближайшего жилья явно не один километр, народная тропа сюда не зарастала. Судя по свежим следам, последние искатели приходили недавно.

Багажного отделения он не нашел, видимо, его разнесло в клочья, а ручную кладь из салона давно вынесли. Из полезных предметов Саша отыскал только рюкзак с прожженной дырой. На первое время за неимением лучшего пойдет. Правда, он был не туристский, а неформальский, с логотипом группы «Ария». Впрочем, Данилов «Арию» тоже уважал, а рюкзак был достаточно вместительным.

Оставалось обыскать изуродованные тела. Пришельцы из прошлой жизни в летней одежде. Их пункт назначения превратился в пепел так же, как и аэропорт, из которого отправился этот последний рейс.

Что можно найти в карманах людей, возвращавшихся из отпуска? Ну, кроме презервативов. Жвачку, пакетик леденцов, орешки, кулек семечек…

Он давно перестал быть брезгливым, а пиетет перед мертвыми прошел еще раньше. Можно сказать, что Саша отдавал им последний долг. Когда-нибудь он даже помолится за них, если вспомнит слова.

Лакомства в уцелевшей упаковке он сразу же съедал, а в поврежденной – складывал в отдельный пакет – они пропитались кровью. Есть этот «гематоген» он будет только в крайнем случае.

Еще он нашел одну исправную бутановую зажигалку и пять бензиновых, перочинный ножик, таблетки: но-шпа, ренни, мезим, элениум и даже алко-зельцер. Нашел четыре пачки сигарет, из дорогих. Два коробка спичек. Нашел одни целые очки со своими диоптриями и еще штук десять битых – где одно стекло целое, где только дужки. Если посидеть вечерок с отверткой, можно сделать себе пару-тройку запасных. Это не предмет первой необходимости – он хорошо научился ориентироваться без них, а чтобы прочитать вывески и указатели, можно и поближе подойти. Очками даже огня не разожжешь, что бы там ни писал Голдинг в «Повелителе мух». Но в будущей жизни достать их может оказаться негде. Поэтому пригодятся.

Больше всего Сашу радовало то, что теперь он знал, куда идти.

Вовсе не факт, что новокузнецкий аэропорт находится рядом, катастрофа могла застать самолет где угодно. Но следы полозьев на снегу могли вывести его в ближайшую деревню.

* * *

День семьдесят первый

Калачево. Это был уже не Прокопьевский район, а Новокузнецкий. Данилов слегка разбирался в местной геральдике – скрещенные кайло и кирка под клячей на зеленом фоне обозначали его родной город, а старинная кузня под той же лошадью – южную столицу Кузбасса, город с почти шестисоттысячным населением и крупный промышленный центр. Калачево – один из его спутников.

Александр пришел сюда первого ноября, и пока крался вдоль опушки леса, не заметил ни одного огонька в скоплении темных домов. В основном частных. Данилов понял, что если здесь и есть живые люди, их немного, и возрадовался.

У шоссе, рядом со знаком ограничения скорости, парень поднял с земли и положил в пакет дохлую собачку, похожую на шпица. Лохматая шерсть превратились в сосульки, глаза выпучены, как у креветки. Твердый, как нефритовая статуэтка, трупик со стуком ударился о лежавшую в рюкзаке литровую кастрюльку. Эта умерла недавно и тут же замерзла. Не тухлятина. Оттаять, выпотрошить, вымочить в уксусе, и можно есть. Сварив, естественно. Даже запаха не будет.

Он долго выбирал, а потом остановился около одноэтажного рубленого дома на окраине. Дом был справнее, чем лачуга безумного шахтера, но все в нем носило печать запустения. Александр остановил свой выбор на нем из-за полной стайки угля во дворе. Да еще из-за удачного расположения – на самом краю поселка, который казался вымершим.