морем. Если бы в свое время Цзин-е послушался старшего брата Сы-вэня [193] и не последовал бы плану Чжун-чжана, то дом Тан давно уже был бы восстановлен, тогда Поднебесная не оставалась бы до сих пор под властью дома Чжоу. Да и нас бы всех не раскидало до свету. Видно, такова уже судьба, ничего не поделаешь!

Начали прощаться. Обменялись напутствиями, пожеланиями счастья, поплакали. Ло Хун-цюй проводила Тан Ао и его спутников за ворота, вернулась в храм и осталась там приносить жертвы душе матери да ухаживать за дедом.

Уже сгустились сумерки, и путники решили возвращаться по прежней дороге.

– Чтоб такая молодая, – сказал До Цзю гун, – не боялась трудностей и опасностей во имя мщения за гибель матери, чтоб была готова до конца быть почтительной внучкой, ухаживая за престарелым дедом, для этого нужно обладать настоящим чувством долга и совсем не думать о себе. Из этого видно, что преданность, почтение к родителям, сдержанность и чувство долга совсем не зависят от возраста. У этой девушки такая твердая воля, что, пожалуй, в этих горах скоро совсем исчезнут тигры.

– Когда я увидел, как тигр терзает этого мертвого зверя «верно», – сказал Линь Чжи-ян, – то вспомнил, как мне говорили, что если тигр или барс сожрут человека, значит, тому на роду написано попасть тигру в пасть, а если это судьбой не предназначено, то, даже столкнувшись нос к носу с хищником, он уцелеет. Как по-вашему, Цзю гун, правда это?

До Цзю гун покачал головой:

– Да разве тигр или барс посмеют съесть человека! Таких предопределений судьбы и быть не может. Когда-то я встретил одного почтенного старца, так вот он очень хорошо сказал по этому поводу: «Тигр и барс никогда не посмеют есть человека; больше того – они смертельно боятся людей; они едят только животных, а уж если случится, что съедят человека, значит, этот человек близок к животному, и когда он им встретится, то тигр или барс даже не знают, что это человек, принимают его за животное, поэтому и поедают его». Человек отличается от животного тем, что на макушке у него есть невидимое сияние, а у животного нет. И даже если у таких животных, как это «верно», и есть крохотное сияние, то это ведь крайне редкий случай. А вот у человека, если только он не потерял совесть, обязательно есть сияние на макушке, и хищник, увидев его, убегает подальше. Но если человек потерял совесть, совершил преступление или злое дело, то сияние исчезает, и тогда тигр или барс не видят между таким человеком и животным никакой разницы и сейчас же съедают его. Что же касается величины этого сияния, то она зависит от того, что преобладает в человеке: добро или зло. Если человек хороший и в нем нет зла, то, конечно, сияние у него достигает нескольких чжан, и не только тигры или барсы, но даже все злые духи и те, увидев его, убегают. Или вот, к примеру, этот «верно», он всем сердцем стремился вернуть к жизни мертвого товарища, сторожил его и оплакивал. Судя по его поведению, сердце его полно благородного чувства, несмотря на его звериное обличье, как говорится, «обличье зверя, а сердце человека». Так разве над головой у него нет сияния? Если даже он встретится с тигром, тот его не тронет. Увидев «обличье зверя с человечьим сердцем», тигр не посмеет на него напасть, а вот увидев «обличье человека с сердцем зверя», конечно, набросится на него. Люди, которые представляют себе, что тигры и барсы якобы губят людей, не понимают этого.

Тан Ао утвердительно кивнул головой:

– Ваши, Цзю гун, слова, поистине, могут обратить сердца людей к добру и предостеречь их от зла.

– У меня был родственник, – сказал Линь Чжи-ян, – очень хороший человек; он всегда постился и читал молитвы. Но как-то раз он пошел с приятелем на гору, чтобы принести там жертву, и его съел тигр. Разве может человек, совершающий столь добрые дела, не иметь сияния?

– Как не быть сиянию у такого человека, – сказал До Цзю гун. – Но, может быть, хотя он напоказ и молился и постился, все-таки, наверное, в его жизни были случаи, когда он не смог сдержать себя, просчитался, погубил кого-нибудь, или, восстав против воли родителей, забыл основы поведения, или, совратив чужую жену, погубил репутацию другого человека, – все это очень серьезные проступки; пусть даже раньше у него и было малюсенькое сияние, но если он совершил такого рода грех и весь погряз в нем, то после этого молиться и поститься это все равно что, как говорится, «чаркой воды тушить пожар», – где уж тут справиться! Вот, должно быть, почему, когда сияние исчезло, тигр сразу же сожрал вашего родственника. Ну, а если отвлечься от постов и молитв, не знаете ли вы за ним чего дурного?

– Вообще-то он был хороший человек, – сказал Линь Чжи-ян, – вот только перечил родителям, да, говорят, были у него кое-какие любовные делишки. Кроме этого ничего плохого за ним не числилось, он постился, творил добро.

– Говорят, что из всех зол разврат самое страшное, – сказал До Цзю гун, – а самое главное из всех достойных дел – это почитание родителей. Ваш родственник был непокорен родителям да еще имел любовные связи, погубил чужую репутацию, – ведь это же главное из всех зол, первое из всех преступлений. Пусть он постился и молился, а толк-то с этого какой!

– По-вашему, Цзю гун, получается, – сказал Линь Чжи-ян, – что если человек согрешил, то как бы он ни старался исправиться, все равно ничего не выйдет?

– Ну что вы говорите, почтенный Линь! – воскликнул До Цзю гун. – Ведь и добро, и зло бывают большим и малым; если добром можно идти против зла, заслугами искупить свою вину, то иногда добро уравнивает зло, а иногда зло намного перевешивает. Разве можно так обобщать, как это делаете вы! Если ваш родственник шел наперекор своим родным и совратил чужую жену, то вина его велика, а зло, причиненное им, огромно, – его нельзя простить. Неужели вы считаете, что ничтожное добро от его постов и молитв может сравняться с двумя его огромными преступлениями; но это ведь и значит «чаркой воды тушить пожар»! К тому же и пост, и чтение молитв – просто показная добродетель, а каково его сердце, этого мы ведь так и не знаем. Если на людях он поступал хорошо, чтобы прослыть достойным, а в сердце своем носил зло, то такое лицемерие только усугубляет его вину. Короче говоря,