Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Включите запись.
Красавцев щелкнул переключателями, и в комнате зашепелявили голоса, в которых все без колебаний признали Расторгуева и его управляющего. Цифры таймера в окошечке механического счетчика показывали 23:51.
— Но сообщение о гибели судна не подтвердилось, — быстро ответил на удивленный взгляд Макса управляющий. — Это была чья-то шутка или провокация со стороны конкурентов… Я не при чем, поверьте!
С грозным видом Макс подошел к нему вплотную.
— Эта шутка могла стать причиной самоубийства Пантелеймона Расторгуева — слышите, вы, Красавцев. И кому как не вам знать, что торговый дом на грани банкротства, и кому как не вам выгодна смерть хозяина, ведь дело теперь перейдет в ваши руки?
— Повторяю, я сам стал жертвой дезинформации. И потом, даже если я в чем-то не прав, меня не могут осудить за то, что хозяин ушел из жизни добровольно.
— Ошибаетесь, господин Красавцев: доведение до самоубийства карается достаточным сроком тюрьмы для того, чтобы вы сами осознали или вам бы там помогли осознать собственную мерзость. — Макс повысил голос. — Однако сейчас речь не идет о самоубийстве. Мы расследуем дело об умышленном убийстве, и главным подозреваемым в совершении этого ужасного преступления являетесь вы, господин жертва дезинформации.
— Что! — Красавцев в ужасе отступил. — Что вы сказали! Убийство! Кто, кто убил!?
— Снимите и позвольте рассмотреть один из ваших штиблет. Кузьма!
Кузьма принял у Красавцева штиблет, обмахнул рукавом и подал господину инспектору. Тот сравнил его подошву со снятым с земли под окном гипсовым отпечатком.
— А вот еще одна улика.
Красавцев развернулся к окну, сложил руки на груди и холодно произнес:
— У меня есть алиби, вы ничего не докажете.
— В ближайшие минуты мы узнаем, чего стоит ваше алиби, господин мерзавец. А пока… Кузьма! Пригласи сюда вдову и служанку; пора расставить все точки над i в этой достаточно незамысловатой истории.
Именины новорожденного супергероя. — Ложный след и внезапное озарение
За оживленным разговором приятели просидели до самого утра и опустошили далеко не одну бутылочку вина. От придуманного Бекешей графического образа героя Подберезкин пришел в полнейший восторг. Он разглядывал изображение так и сяк, прищуривался и радостно смеялся как ребенок.
— Послушайте, Бекеша, — восклицал он, — давайте придумаем ему имя! Для такого симпатяги, для массового героя, имя — первое дело. Без имени он пока никто и ничто. «Имя», согласитесь, это в сущности синоним слова «популярность».
Воплотив идею с результатом, превзошедшим его ожидания, Бекеша приобрел некоторую важность.
— Что ж, я напрочь придумать имя, — соглашался он, причмокивая после каждого выпитого глотка. — Только я уже перебрал, кажется, все что можно, да что-то все не то…
— Ах, бросьте, такое нужно брать с наскока, не задумываясь. Должно быть коротко и звучно, чтобы — как будто вспыхнули гигантские неоновые буквы рекламы. Что-нибудь этакое… БАМС!.. БУМС!.. ТРАМС!.. КРЕПС!.. ПЕКС!.. ФЕКС!.. ой, это что-то не туда… Букс… Бикс… Бакс… Макс… Макс. Да, да, Макс. Бекеша, это же Макс, понимаете? Вот что было нужно!
— Да, Макс это в точку, — согласился Бекеша. — Как будто он с этим именем и родился.
Они чокнулись, выпили и некоторое время молча смотрели на поставленное ребром под настольной лампой изображение жука. Потом Бекеша взял самый толстый фломастер и вывел красиво у него под ножками: «МАКС». Молча полюбовавшись результатом, оба снова выпили по стаканчику.
— Он, конечно, Макс, это дело решенное, но только, вам не кажется, что имя уж больно затасканное, — счел все-таки необходимым внести некоторую критику Бекеша. — Куда ни кинь — везде обязательно найдется какой-нибудь Макс.
— А, бросьте, — небрежно отмахнулся Подберезкин. — Этот ваш всех других под себя подомнет. Мало ли было Дональдов до утки, Микки до мауса или Ген до крокодила?
— Да, наверное вы правы, — согласился Бекеша. — Если мой пойдет в тираж, других не вспомнят.
— Пойдет, не сомневайтесь, — заверил его Подберезкин. — Поверьте, у меня на это дело особый нюх. Вы думаете, я сам не пытался придумать героя на все времена? Ни Чиполлино, ни Буратино у меня не получилось, а вот вы смогли. Поразительная, редчайшая удача! Кстати, что вы собираетесь теперь с ним делать?
— С этим? — Бекеша любовно поглядел на свое творение. — Еще не знаю. Мультик… может быть.
— Погодите, я вам придумаю под него литературную основу. Ведь изображение — пока еще не больше чем символ; чтобы он зажил своей жизнью, тут должен поколдовать литератор… Надеюсь, вы не будете возражать против моего скромного участия? В конце концов вы можете заказать текст нескольким авторам и выбрать лучший…
— Нет… — Бекеша с трудом опомнился от блаженного дурмана. — Нет! О чем вы говорите, Виталий Титович, кто же еще кроме вас! Напишите рассказ, а после мы из него что-нибудь сделаем. Главное, чтобы у него появился характер, привычки, умения и слабости… профессия, в конце концов. Вы у него будете вроде как вторым родителем.
— Нет, нет, на родителя я не потяну, моя роль гораздо скромнее, что-нибудь вроде троюродного дяди или крестного…
— Не скромничайте, Виталий Титович, я знаю все ваши таланты. Наливайте, наливайте еще…
Они просидели за столом до утра и потом долго не могли распрощаться у калитки, потому что Бекеша порывался проводить Виталия Титовича до его дома, а тот его не выпускал. Наконец оба расцеловались и разошлись по своим постелям.
Рождение звезды состоялось, и это событие было щедро окроплено веселящим душу вином.
* * *
Вдова, служанка и управляющий расселись в креслах. У дверей встал бравый ординарец Кузьма, а сержант, отправившийся куда-то выполнять поручение г-на инспектора, еще не возвратился.
Макс встал у письменного стола, и все обратились к нему, готовые слушать.
— Господа, — начал он без предисловий. — Проведенное мною расследование показало, что у каждого из вас были причины желать смерти Пантелеймона Расторгуева.
На лице вдовы отразилось удивление, на лице служанки — страх, на физиономии управляющего — возмущение.
— Вы, госпожа Расторгуева, — Макс повернулся к вдове, — были заинтересованы в смерти мужа хотя бы потому, что он завещал вам этот дом и очень приличное пожизненное содержание. Стать богатой и свободной — чего еще может желать для себя молодая и красивая жужелица? Прошу вас, молчите, я только высказываю предположения. Вы не могли любить мужа хотя бы потому, что знали о его близких отношениях с радужницей Анной Масловой. (Аннушка сказала «ах!» и схватилась за грудь.) Кроме того у вас самой имелась в запасе мимолетная, но перспективная в случае смерти мужа интрижка с неким молодым и внешне привлекательным щелкуном. Не отрицайте! Об этом знали все в доме, знал и ваш супруг. На завтра у него была назначена встреча с нотариусом, и нетрудно предположить, что господин Расторгуев намеревался внести очень нежелательные для вас изменения в завещание. Узнав, что у него не осталось ничего, кроме долгов, он отложил завещание, потерявшее всякий смысл, и вместо этого написал посмертную записку. Подожди убийца всего несколько секунд, и водолюб застрелился бы сам — какая обидная накладка! А ведь эти секунды обернутся для кого-то из присутствующий здесь пожизненным заключением.