И вот на арену вывели осужденных людей. Одним из них был раб по имени Андрокл, который некогда принадлежал консулу. Его выпустили на арену, туда же отправили льва. Толпа зрителей облизывала губы в ожидании того, что ужасный хищник сделает с беззащитным человеком. Но произошло невероятное. Увидев человека издалека, лев почему-то не бросился на него, а остановился, как громом пораженный. Потом двинулся к человеку медленно и тихо, будто узнал его. Наконец, играя хвостом подобно ластящейся собаке, лев подошел вплотную к полумертвому от страха невольнику и нежно облизал его ноги и руки. От таких ласк лютого зверя Андрокл слегка пришел в себя, открыл глаза и взглянул на льва. Он явно узнал зверя, лицо его расплылось в широкой улыбке, и он обнял ужасного царя зверей.

Толпа была настолько поражена этим странным зрелищем, что взорвалась криком, желая знать, что происходит. Император распорядился привести Андрокла, и когда тот предстал перед ним, спросил, почему этот жестокий лев пощадил его. И Андрокл рассказал эту удивительную историю.

«Мой хозяин, – сказал он, – был проконсулом в Африке. Он был жестоким человеком. У меня уже не было сил выдерживать незаслуженные ежедневные порки, и я решил бежать. Скрыться от такой важной особы можно было только в пустыне, лежащей за плодородной долиной. Я думал: если не смогу найти пищу и воду, скорее наложу на себя руки, чем возвращусь к нему. И вот однажды, спасаясь от полуденного зноя, я спрятался в какой-то пещере. Вскоре в пещере появился лев, который еле передвигался: из его лапы сочилась кровь, и он стонал от боли.

Сначала я пришел в ужас при виде приближающегося льва. Я явно оказался в плену у хищника и не знал, что делать. Но увидев меня, жалкого и съежившегося, лев смиренно подошел ко мне и поднял лапу, как бы прося о помощи. Я увидел огромный осколок чего-то острого, вонзившийся в лапу, и с трудом вытащил его. Потом я выжал гной, заполнявший рану, вытер кровь. Страха я не чувствовал совсем. Лев явно испытал облегчение от этих процедур. Он вложил свою лапу в мою руку, лег на пол пещеры и уснул. И так три года мы со львом жили в одной пещере, даже делили одну и ту же пищу. Лев приносил мне лучшие куски своей добычи. За неимением огня, на котором я мог бы приготовить себе еду, я сушил мясо на солнце и питался им.

Но в конце концов я устал жить среди дикой природы. В один прекрасный день, когда лев ушел на охоту, я оставил пещеру. После трех дней бродяжничества я был обнаружен и схвачен солдатами, которые доставили меня из Африки в Рим, куда вернулся мой хозяин. Он немедленно приговорил меня к смертной казни на арене путем растерзания дикими зверями. Но лев, вероятно, тоже был пойман и отвезен в Рим для участия в жестоких игрищах. Тут мы и встретились. И он отплатил мне за доброту – за то, что я когда-то вылечил ему лапу».

Толпа жаждала знать, что там Андрокл рассказывает императору, поэтому текст был написан на плакатах, которые разошлись по всему цирку. Как только люди узнали его историю, они потребовали его освобождения. Император взял на себя такое обязательство, а также подарил Андроклу льва, как того захотел народ. И долго потом можно было видеть Андрокла со львом на тонком поводке, бродивших по улицам Рима. Восхищенные толпы бросали им деньги и осыпали льва цветами. Люди кричали: «Вот он, этот лев, который стал другом человеку! И вот тот человек, который стал врачом для льва!»

В этой главе Фалкс вновь проявляет себя как жесткий человек. Однако в Риме физическое наказание рабов их владельцами считалось делом нормальным, приемлемым и рутинным. В комедиях Плавта, например, все помыслы типичного раба направлены на то, как избежать хозяйского кнута. Это не означает, что со всеми рабами обращались грубо и жестоко. Нет сомнения, что в каждом отдельном случае обращение варьирует в зависимости от отношения хозяина к данному рабу. Сами римляне осуждали владельцев, жестоко обращающихся с рабами, и возможно, что этот вид общественной охраны порядка с помощью репутации сдерживал некоторых хозяев, склонных «перегибать палку» при наказаниях.

Эта общественная обеспокоенность в конечном счете находит выражение в государственном законодательстве, которое ограничивало возможности хозяев при наказании рабов. Известная история о том, как Ведий Поллион пытался отдать одного из своих рабов на съедение хищным рыбам в наказание за разбитую вазу, воспроизводится именно потому, что подобные действия рассматриваются как неприемлемые и жестокие. Вмешательство императора Августа в этой истории означает в первую очередь не то, что он горел желанием улучшить условия жизни рабов, а то, что императоры интересовались всеми сторонами жизни подданных, и от них ожидали, что они установят приемлемые стандарты социального поведения.

Рабы были жертвами прихотей и капризов владельцев. История Адриана, выколовшего глаз рабу пером, была, вероятно, из ряда вон выходящей, и ей уделялось столько внимания именно потому, что в целом такое поведение не было характерным для него. Однако же он сделал это. И если даже такой положительный император под настроение мог совершить бессердечный поступок, то насколько же чаще «срывались» на рабах обычные рабовладельцы? И еще в этой истории привлекло внимание римской публики то, что раб «осмелел» (дерзко ответил), когда его спросили, какой компенсации он хочет. Это было немыслимым для раба – проявить неуважение к своему хозяину, особенно когда тот милостиво предлагает компенсацию за нанесенный ущерб. Создается впечатление, будто Адриан сожалеет о том, что потерял самообладание, а не о том, чем это обернулось для раба. То есть акцент делается на характере владельца, а не на судьбе раба.

Рабы, преступившие закон и осужденные на труд в шахтах или на галерах либо брошенные на растерзание зверям в амфитеатре, воспринимались как заслуживающие такой судьбы. Хотелось бы думать, что римляне испытывали некоторую жалость к людям, брошенным на растерзание, но доказательств тому не видно. Похоже, они рассматривали такое наказание как заслуженное рабами, которые настолько ничтожны, что и рабами-то быть не сумели.

Постоянной проблемой для рабовладельцев являлись беглецы. Владельцев огорчало, что трудно избежать потери капитала, в которую все эти побеги выливаются. В «Оракулах» Астрампсиха один из вопросов, на которые хозяин ищет ответ, таков: «Смогу ли я найти беглеца?» Отрадно обнаружить, что шансы, как следует из десяти возможных ответов, находятся на стороне беглеца. Из ответов видно: 60 % считают, что беглец не будет найден, 30 % – что будет, и 10 % – что будет найден только через некоторое время. Возможно, именно поэтому многие рабы и пытались бежать: это зачастую удавалось. Возможности хозяев найти беглого раба на необъятных просторах Римской империи были ограниченны. Отсутствовали органы правопорядка, способные помочь, и, если рабу удавалось покинуть те места, где его знают и могут узнать, у него появлялась определенная возможность начать жизнь «заново» – в качестве свободного человека.

История Андрокла и льва, приведенная здесь, является более поздним (дополненным) изложением старой басни Эзопа. Интересно, что в этой римской версии раб приводит собственную мотивацию побега: жестокое и несправедливое обращение с ним. Хотя это, вероятно, вымышленная история (при том, что автор утверждает, будто услышал ее от очевидца), она дает некоторое представление о том, насколько невыносимым было для отдельных рабов обращение с ними со стороны владельцев: эти рабы были готовы рисковать жизнью, чтобы получить возможность жить на свободе. См.: Кейт Брэдли. Рабство и общество в Риме, с. 107–108.