пришла на прием к неврологу. Она чувствовала себя как персонаж какой-то пьесы. Женщина с болезнью Альцгеймера. Муж держит в руках сценарий. Только это был не сценарий, а анкета ежедневной активности. (Место действия: кабинет доктора. Невролог сидит напротив мужа больной женщины. Входит женщина.)

– Элис, присаживайтесь. Мы с вашим мужем уже немного побеседовали.

Джон вертел на пальце обручальное кольцо и дергал правой ногой. Их кресла стояли вплотную друг к другу, и из-за этой дерготни кресло Элис вибрировало. О чем они разговаривали? До визита сюда она хотела переговорить с Джоном с глазу на глаз, узнать, в чем дело, и сравнить свою историю с его. А еще ей хотелось попросить его не дергать ногой.

– Как у вас дела? – спросил доктор Дэвис.

– Все хорошо.

Доктор улыбнулся. Улыбка была добрая, и Элис немного расслабилась.

– Отлично, а как ваша память? Появились какие-нибудь новые проблемы или изменения со времени нашей последней встречи?

– Ну, я бы сказала, что мне стало сложнее следовать расписанию. Я должна на протяжении всего дня сверяться с органайзером. Телефон я теперь просто не переношу. Если не вижу собеседника, мне трудно уловить суть сказанного. Пока я гоняюсь за смыслом слов, от меня ускользает нить разговора.

– А что насчет дезориентации? Были случаи, когда вы снова чувствовали себя потерявшейся или сбитой с толку?

– Нет. Вот только иногда я, даже глядя на часы, не могу понять, какое сейчас время суток. Но в конечном счете вычисляю правильный ответ. Однажды я пошла на работу, уверенная, что сейчас утро, и, только вернувшись домой, поняла, что дело было глубокой ночью.

– С тобой такое было? – переспросил Джон. – Когда?

– Не знаю, кажется, в прошлом месяце.

– А я где был?

– Спал.

– Почему я только сейчас об этом узнаю, Эли?

– Не знаю, забыла тебе сказать.

Она улыбнулась, но это на него не подействовало. Скорее, наоборот, встревожило.

– Такого рода затруднения и ночные блуждания – обычное явление, и это наверняка будет повторяться. Можно повесить над входной дверью колокольчик или что-то еще, что разбудит Джона, если дверь откроется посреди ночи. Возможно, вам стоит записаться в программу безопасного возвращения Ассоциации Альцгеймера. По-моему, это обойдется примерно в сорок долларов. Вы будете носить идентификационный браслет с личным кодом.

– Джон дал мне телефон, я постоянно ношу его с собой в этой сумке.

– Это хорошо, но что, если сядет аккумулятор или телефон Джона будет отключен, а вы заблудитесь? Это действенная мера, если телефон постоянно при вас. Вы можете забыть взять с собой сумку. А с браслетом у вас не будет забот.

– Это хорошая идея, – сказал Джон. – Мы его приобретем.

– Как обстоят дела с лекарствами? Вы принимаете все, что вам прописали?

– Да.

– Какие-нибудь проблемы с побочными эффектами, тошнота, головокружение?

– Нет.

– Если не брать в расчет ночной визит на работу, у вас есть какие-нибудь проблемы со сном?

– Нет.

– Вы продолжаете заниматься спортом?

– Да, я практически каждый день пробегаю около пяти миль.

– Джон, а вы бегаете?

– Нет, я хожу пешком на работу и обратно домой, мне этого хватает.

– Думаю, будет неплохо, если вы присоединитесь к Элис. Есть неопровержимые факты, проверенные на животных, что только физические упражнения способны замедлить аккумуляцию бета-амилоидов и спад когнитивности.

– Я видела эти исследования, – сказала Элис.

– Отлично, продолжайте бегать. Но я бы хотел, чтобы у вас появился партнер, тогда мы не будем волноваться, что вы потеряетесь или пропустите пробежку, потому что просто о ней забудете.

– Я буду бегать вместе с ней.

Джон ненавидел бег. Он играл в сквош, в теннис, изредка в гольф, но никогда не бегал. Сейчас он, конечно, был здоровее ее в психическом плане, но что касается физической формы, она по-прежнему была далеко впереди. Ей понравилась идея бегать вместе с Джоном, но она сомневалась, что он сможет выполнить обещание.

– А как у вас с настроением, все хорошо?

– В основном да. Конечно, я часто расстраиваюсь и устаю, оттого что надо постоянно держаться на уровне. И меня тревожит будущее. Но в остальном ничего не изменилось. После того как я поделилась с Джоном и детьми, стало даже легче.

– Вы рассказали кому-нибудь в Гарварде?

– Нет, еще нет.

– В этом семестре вы могли читать лекции и справлялись со всеми своими профессиональными обязанностями?

– Да, это требует гораздо больше сил, чем раньше, но ответ – да.

– А поездки с лекциями и на конференции?

– Их я практически свела к нулю. Отменила две лекции в университетах, пропустила крупную конференцию в апреле и забыла еще об одной во Франции в этом месяце. Обычно летом я много путешествую, мы оба много путешествуем, но в этом году мы все лето проведем в нашем доме в Чатеме. Мы поедем туда в следующем месяце.

– Это хорошо, просто прекрасно. Стало быть, все лето о вас будет кому заботиться. Я точно знаю, что к осени у вас должен быть план, как рассказать обо всем коллегам в Гарварде. Может быть, сменить род деятельности? И, я думаю, самостоятельные путешествия к этому времени должны быть исключены.

Элис кивнула. Сентябрь внушал ей ужас.

– Кроме этого, необходимо продумать некоторые юридические моменты, такие как доверенность и завещание о жизни[16]. Вы не думали о том, чтобы отдать свой мозг для научных исследований?

Элис думала об этом. Она представляла свой обескровленный, залитый формалином мозг цвета замазки в ладонях какого-нибудь студента-медика. Преподаватель будет указывать на борозды и извилины, показывать, где расположены соматосенсорные области, где слуховые и зрительные. Запах океана, голоса ее детей, руки и лицо Джона. Или представляла, как его нарезают на тонкие ломтики, как ветчину в отделе деликатесов, и прилепляют к стеклянным слайдам. После таких приготовлений увеличенный желудочек будет выглядеть впечатляюще. Пустоты, в которых когда-то обитала она.

– Да, я была бы не против.

Джон поежился.

– Хорошо, перед тем как вы уйдете, давайте займемся бумагами. Джон, я могу взглянуть на анкету, которую вы держите?

Что он там обо мне написал?

Они никогда не говорили об этом.

– Когда Элис рассказала вам о своем диагнозе?

– Почти сразу после того, как вы его поставили.

– Хорошо. Как, по-вашему, у нее идут дела?

– Я думаю. Про телефон – это правда. Она к нему больше не подходит. Либо трубку беру я, либо она слушает сообщение на автоответчике. Она как будто приклеилась к своему органайзеру. Иногда утром, перед тем как выйти из дому, она сверяется с ним каждые две минуты. Немного тяжело за этим наблюдать.

Чем дальше, тем больше ей казалось, что Джон не может на нее смотреть. А если и смотрит, то это взгляд клинициста, так смотрят на лабораторных мышей.

– Что-нибудь еще? Может быть, Элис о чем-то забыла рассказать?

– Вроде бы все.

– Перемены настроения, личностные изменения, вы ничего такого не замечали?

– Нет, она такая же, как всегда. Может, чуть независимее. И тише стала, не начинает разговор первой.

– А у вас как дела?

– У меня? Все