– Надо наших похоронить, – тихо сказал командир.

– Клыкастого ждать будем? – спросил Лева, поднимая с земли лоскут рубахи лесника.

– Он не вернется, – убежденно ответил Кузнецов. – Теперь ему с нами не по пути.

– Разошлись пути-дорожки, – согласился Владимиров, поправляя сбившееся набок кепи.

Разведчики забросали братскую могилу землей. Сверху могильный холм покрыли аккуратно нарезанными кусками дерна. Тело штандартенфюрера и останки истинных вервольфов сбросили в лесную яму, наполненную темной водой. На Старый лог стал опускаться густой туман, укутывая все вокруг в белый саван. Разрывая зыбкую дымку, закружился стремительный вихрь. Лязгнув шестеренками, остановилась карусель. Десантники молча забирались на транспорт. Последним на круглый помост ступил Владимиров, сжимая в руке холщовый сверток – все, что осталось от безымянного партизанского отряда. Напоследок он задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: «Не только люди мастера себя обманывать и тешить».

Карусель начала вращение, стремительно набирая обороты. В сгущавшемся на глазах тумане глухо прозвучали слова из репродуктора, закрепленного на центральной оси:

Не напрасно дули ветры,

не напрасно шла гроза.

Кто-то тайным тихим светом

наполнил мертвые глаза.

Карусель исчезла. Туман теперь уже полностью скрыл Старый лог непроницаемой завесой. Остались только звуки: хруст веток, шорохи, вздохи и редкие тяжелые шаги большого осторожного животного.

В тумане мелькнул и пропал силуэт барсука. Громадная зверюга осторожно ковыляла на трех ногах. Переднюю, изувеченную лапу барсук бережно прижимал к груди. Вдалеке послышалось тарахтение мотоциклетного мотора.

* * *

Спрыгнув с карусели, разведчики разделились. Владимиров с Кузнецовым пошли к своим домикам приводить себя в порядок. Задов и Хохел ломанулись кратчайшим путем в офицерское кафе. Поднявшись на высокое крыльцо по крутым ступенькам, они вошли в зал. В кафе было малолюдно.

В дальнем конце зала один за столиком сидел штабс-капитан Нестеров и уныло ковырялся вилкой в тарелке, иногда делая несколько глотков из большой глиняной кружки. Товарищи скромно уселись в уголке у входа и жадно уткнулись в меню. В животах у обоих громко урчало.

– С прибытием! – вежливо поприветствовал их Дуров, остановившийся у столика. – Приятного аппетита!

– Спасибо, – буркнул Хохел.

Вежливый Задов даже не оторвал взгляда от меню и пробурчал в ответ что-то невнятное.

– Между прочим, у Нестерова после психологического стресса отказали вкусовые рецепторы, – продолжил беседу дрессировщик.

– Чё у него отказало? – переспросил Лева, оторвавшись от списка блюд.

– Он теперь не чувствует вкуса еды и напитков и запахов не различает. Для него теперь все едино: что вату жевать, что осетринку. Абсолютно никакой разницы, – пояснил Дуров. – Нехорошо-с, молодые люди! – Дрессировщик коротко кивнул каждому и вышел.

Приятели переглянулись. Хохел покопался в своем вещмешке, стоящем на полу рядом со столом. Он достал из него флягу и, воровато оглянувшись, передал ее Леве под столом. Задов ухмыльнулся, встал со стула и двинулся к барной стойке. Время, проведенное на гауптвахте, сближает людей. Теперь они понимали друг друга без слов.

Сбоку от столика штабс-капитана раздалось деликатное покашливание. Нестеров повернулся вполоборота и увидел стоящего перед собой виновато улыбающегося Хохела. Щирый протягивал ему руку со словами:

– Вы уж нас, дураков, извиняйте, ваше благородие, а на аэроплан я заявку сегодня же отправлю. Все будет в лучшем виде, сам у командира отряда заявку подпишу.

Штабс-капитан по-детски улыбнулся и пожал протянутую руку. Щирый крепко стиснул тонкие аристократические пальцы и мстительно добавил:

– Сразу же и отправлю, как проставитесь!

Улыбка погасла. Нестеров отдернул руку, отвернулся от зампотыла и брезгливо вытер руку о салфетку. Пока они жали друг другу руки, из-за спины авиатора высунулась рука в тельняшке и быстро поменяла стоящую перед ним пузатую глиняную кружку с квасом. Нестеров снова уткнулся в свою тарелку. За своим столиком весело переговаривались Лева и Хохел, с волчьим аппетитом поглощая еду. Официант только успевал подносить тарелки с новыми блюдами. Сидящие за соседними столиками начали принюхиваться. В воздухе ощутимо запахло спиртом-ректификатом.

Штабс-капитан доел обед, запивая из кружки. Он расплатился по счету и через весь зал направился к выходу, забыв фуражку на столе. За ним внимательно следили две пары глаз. Каждый шаг давался авиатору все труднее; около дверей его уже заметно покачивало из стороны в сторону. На выходе он столкнулся с Фурмановым и чуть не сбил его с ног.

– Аккуратнее! – злым голосом сделал замечание штабс-капитану комиссар. Ко всем золотопогонникам он относился с явным предубежденьем, а сейчас, изрядно испугавшись, даже не пытался этого скрывать.

– От вин-та-а-а, краснопузый! – рявкнул Нестеров и вывалился на крыльцо. Тут он споткнулся: нога заплелась за ногу, и пилот кубарем полетел со ступенек, расставив в стороны руки, как крылья. Небо манило и звало к себе. Подъемная сила на этот раз подвела, и вместо воздушной стихии авиатора приняла в свои объятия земная твердь. Немного пролетев, он рухнул с высоты крыльца на клумбу, засаженную ромашками.

Он красиво лежал, раскинувшись в своей синей летной форме на белом фоне цветов, только витой желтый шнур аксельбанта немного сбился набок.

– Здравствуй, русское поле! Я твой тонкий колосок, – прошептал Нестеров, ощущая во рту ядовитый привкус сивухи. Такой дрянью они согревались в ледяных окопах на германском фронте. Пилот закрыл глаза и сладко уснул.

– …Смотри у меня, Щирый, ох смотри! Он же дите крылатое, с душою льва да мозгами птичьими! Его благородие любой обидеть может.

Мимо клумбы шли двое. Один из них ворчал, другой оправдывался:

– Да отослал я заявку, Лева, отослал! Ну завтра отошлю… вот проставлюсь, если вру. Ну, Лева!.. Ну ты же меня знаешь!

– То-то и оно, что знаю! Куда двинем? Давай на танцверанду в Лукоморье – а там поглядим, как карты лягут…

– А сверху лягут короли! Вот за что я тебя уважаю, Лева, так это за правильное направление естественной миграции твоих гениальных мыслей!

– Ты сам понял, что сказал?

Огонек сигареты описал в темноте большую параболу и брызнул мелкими искрами внутри урны.

Шаги и голоса затихли.

Налетевший с моря ветерок пригнул ромашки к земле. Белые лепестки ласково гладили лицо летчика и тихо шелестели колыбельную.

– «И запах клевера с полынью милее аромата роз», – бормотал во сне пилот Нестеров и улыбался. Впервые за долгие годы он был счастлив.

В отряде появился вор. Стали пропадать бритвы: электрические, опасные, безопасные, дешевые одноразовые пластмассовые станочки – всякие. Похититель не делал исключения; все начали обрастать щетиной. Те, кто никогда не брился, посмеивались себе в бороды и приговаривали: «Нашего полку прибыло. Хватит ходить с голыми лицами! Совсем обабились витязи».