Ее беспокоило что-то еще, но она никак не могла понять причину тревоги. И только у выхода из участка она сообразила, что это.

– Шериф Харпер!

К этому моменту он уже вернулся в свой кабинет, но высунул голову и вопросительно посмотрел на нее.

– Вы говорили мне, что мысль о самоубийстве пришла к Дэнни после рыбалки.

– Это мое предположение.

– Я не могу это принять.

– Мы это уже выяснили, Сэйри.

– Я говорю не о самоубийстве, а о рыбной ловле. Дэнни ненавидел рыбалку.

Как только Бек вошел в кабинет Хаффа, он сразу понял, что старик расстроен. Мерчент не успел даже поздороваться, как Хойл выхватил карточку, напоминающую те, которые вкладывают в букеты или подарки, из стопки подобных и помахал ею перед носом Бека.

– Это выводит меня из себя.

Кому-то наверняка показалось бы невероятным, что отец и сын Хойлы приступили к работе на следующий же день после похорон Дэнни. Правила хорошего тона наверняка предписывали бы им неделю уединения. Но Хафф никогда не придерживался этикета и считал, что каждый день рабочий. В его ежедневнике никто бы не нашел таких слов, как «отпуск» или «выходные».

– Что это такое?

Хафф протянул карточку Беку. Он присел на небольшой диванчик, стоявший около письменного стола. Дальняя стена кабинета состояла из высоких окон, откуда открывался вид на заводской цех. Им мог бы любоваться лишь поклонник мрачного уродства литейного производства. Это был вид с высоты птичьего полета на ад. Темнота. Грохот. Жара.

У Мерчента, Криса и Дэнни были такие же кабинеты чуть дальше по коридору. Крис появился на работе немногим раньше Бека. Дверь в кабинет Дэнни оставалась закрытой.

Бек взглянул на карточку, которую передал ему Хафф.

– «С глубоким сочувствием, Чарльз Нильсон», – прочитал он. Потом, покосившись на Хаффа, коротко хохотнул: – Он что, прислал цветы на похороны Дэнни?

– Ты можешь поверить в наглость этого сукина сына? Сэлли собиралась послать благодарственные письма от моего имени, – начал рассказывать Хафф, упоминая свою секретаршу, – и я решил просмотреть карточки, прежде чем вернуть их ей. И наткнулся на эту. Не могу поверить, что он использовал смерть моего сына, чтобы насолить мне.

– У мужика железные нервы. У вас было время просмотреть папку, которую я вам оставил?

– Я прочел достаточно, чтобы понять, что Нильсон просто пытается сделать себе имя. Все эти газетные статьи напоминают составленные им пресс-релизы.

– Должен с вами согласиться, – сказал Бек, – но они были напечатаны. Нильсон всего лишь работает на публику, пыжится, но люди читают и обращают на это внимание. Раньше его целью были лишь небольшие заводы, но ему все равно удавалось привести на них профсоюзы или добиться невероятных уступок от руководства. Теперь он надулся от гордости. Я боюсь, что он ищет более серьезную цель, чтобы попасть в средства массовой информации.

– И ты полагаешь, что «Хойл Энтерпрайсиз» может стать этой целью?

– Это было бы естественно, Хафф. Мы предприятие, не имеющее выхода на рынок. Наше литье – это наша продукция. Мы не делаем литье для других производителей. Так что, если хотя бы один аспект плавильного или литейного процесса будет затронут…

– …производство упадет, мы не сможем выполнить заказы, и наш бизнес рухнет.

– Я уверен, что Нильсон это понимает. И, к несчастью, у нас были случаи травматизма и смерти на производстве.

Хафф встал с кресла и от души выругался. Он подошел к окну и остановился возле него. Глядя вниз, он сердито спросил:

– Ты знаешь, сколько человек проработали здесь и ни разу не были травмированы, а? – Он обернулся к Беку и ответил сам: – Сотни. Об этом кто-нибудь написал? Разве эти подстрекатели из профсоюза напишут на своих плакатах цифры статистики? Нет, черт побери. Но стоит одному рабочему поцарапаться, как это сразу становится новостью.

Едва ли можно было назвать «царапиной» серьезную потерю крови, когда рабочему раздробило ногу упавшими с неогражденного конвейера трубами, или потерю пальца, попавшего в машину, которую нельзя остановить, или ожоги, от которых мясо буквально сгорало до кости. Но Бек промолчал. Хафф был слишком сердит, чтобы с ним спорить.

– Новость на всех каналах, – продолжал бурчать он. – Словно в Нью-Йорке или Вашингтоне знают, чем мы тут занимаемся. Куча либералов, коммунистические любители сенсационных разоблачений, – ухмыльнулся он. – Один несчастный случай в цехе, и я в окружении государственных инспекторов. Они шастают всюду, везде суют свой нос, выслушивают всех и записывают любое нытье. – Хафф махнул рукой, показывая, что он говорит о рабочих. – Знаешь ли ты, что, когда я был ребенком, я был бы счастлив получить такую работу? Знаешь ли ты, как счастлив был бы мой отец, если бы регулярно получал зарплату?

– Я с вами согласен, Хафф, – негромко сказал Бек. – Успокойтесь, не то вас хватит удар.

– Дерьмо все это, – пробормотал Хафф, возвращаясь к своему столу. Он покраснел и тяжело дышал.

– Вы принимаете лекарство от давления?

– Нет. Если буду их принимать, у меня всегда будет полшестого.

Все в городе знали, что один раз в неделю Хафф бывает у женщины, живущей в пригороде. Насколько знал Бек, Хойл-старший оставался ее единственным клиентом, и, вероятно, она неплохо получала, чтобы это положение не менялось.

– Если выбирать между высоким давлением и импотенцией, то я выбираю давление, – резюмировал Хафф.

– Слушайте, слушайте! – воскликнул Крис, переступая через порог.

Как всегда, он был одет с иголочки и безукоризненно причесан. Не выбивался ни один волосок. Бек часто гадал, как Крису это удается, когда температура еще до полудня поднимается до девяноста градусов.

– Судя по всему, я пропустил очень интересный разговор. Что затеваете?

Пока Хафф наливал себе воды из графина на столе, Бек вкратце пересказал суть их дискуссии о Чарльзе Нильсоне.

Крис отмахнулся от угрозы, которую тот представлял.

– Нам знаком такой тип людей. Эти провокаторы начинают с силовых методов, а потом тают, как снег на солнце. Нам просто надо подождать, пока он начнет действовать.

– Этот отличается от остальных. Не думаю, что он так быстро исчезнет.

– Ты всегда пессимистически настроен, Бек.

– За это мы ему и платим, – сухо заметил Хафф. – Бек следит за тем, чтобы маленькие проблемы не превращались в большие.

– Я благодарен за доверие, – сказал Мерчент. – Как вы хотите, чтобы я ответил Нильсону?

– А что бы ты рекомендовал?

– Проигнорировать его.

Оба Хойла удивились резкому ответу. Бек дал им время на возражения, но они промолчали, и тогда он изложил свои доводы: