Дороги все еще были в ужасном состоянии, но дежурный службы спасения после недолгих препирательств пообещал Генри прислать машину, чтобы отвезти мистера Рейнолдса в больницу.

Помогая мужу одеться, миссис Рейнолдс слушала его наставления и кивала головой.

— Не беспокойся, я управлюсь, — спокойно говорила она. — А если, не дай Бог, опять нагрянет циклон, обращусь за помощью к Генри и Рут.

Прибывший вездеход забрал Дага Рейнолдса, окончательно успокоенного заверениями в том, что в больнице ему придется пробыть не больше двух дней.

Миссис Рейнолдс напоила Генри и Рут на прощание чаем, не переставая благодарить и превозносить их достоинства.

Большую часть пути к дому Генри они ехали молча. Рут прекрасно понимала: как только выяснится, что дорога на другую сторону озера проходима, он отвезет ее домой, и они больше никогда не увидятся. Эти мысли не давали ей покоя, а Генри, как назло, замкнулся в себе. Рут не решалась его беспокоить, и только когда они свернули к дому, спросила:

— Как думаете, сможет ли джип пройти по дороге вдоль плантации?

— Судя по тому, что мы уже видели, там не проехать. Впрочем, через некоторое время нужно будет взглянуть на дорогу — может быть, ситуация и улучшится, тогда вы сможете вернуться домой.

Рут кивнула в надежде на лучшее.

Как все изменилось за двадцать четыре часа! Если сутки назад она не без успеха убеждала себя, что в основе ее чувств лежит неуемный сексуальный голод, потребность в физической близости, то теперь — после ночного разговора с Генри, после его опасного для жизни перехода через реку, после победного поцелуя, которым он наградил ее под потоками дождя, после того, как она видела его небритым и полуголым в утреннем свете, — Рут не знала, что и думать.

Будь это элементарным увлечением, с ним не составило бы труда справиться. Стоило лишь взять себя в руки и оно прошло бы само собой. А если это любовь, когда в одно чувство сливаются и нежное отношение к человеку, и страстное желание физической близости, и потребность в повседневном общении с ним, и надежда на счастливое будущее, и глубокое уважение к его личности?

И все-таки еще не поздно подавить свои чувства, думала Рут, когда они въезжали под навес у дома. Она, конечно, не сможет забыть Генри, но, как только он уедет отсюда, ей следует образумиться и смириться.

При этих мыслях защемило сердце, но Рут постаралась не обращать внимания на боль. Она открыла дверцу, вышла из машины и взглянула на небо. Облака начали рассеиваться, в них появились просветы.

— Похоже, мы легко отделались на этот раз. Интересно, что натворил циклон в других местах?

Генри посмотрел на часы.

— Мы можем это узнать по радио — приехали как раз к новостям.

Диктор елейным голосом уверял, что циклон, вопреки прогнозам, вызвал лишь небольшое наводнение, а достигнув холодных просторов Тасманова моря, и вовсе иссяк.

— Слава Богу… — начала было Рут.

— Тише! — прервал ее Генри.

Потрясенная, Рут уставилась на него. Генри, насупившись, слушал известия из-за рубежа.

— …антиправительственные демонстрации становятся все многолюднее, в ход пущена армия. В столице слышится стрельба. Иностранцам рекомендуется покинуть город…

Генри наклонился и выключил радио.

— Не хотите ли кофе? — Выражение его лица не изменилось, но Рут почувствовала, как Генри внутренне напрягся.

— Не сейчас. — Что-то смущало ее. — Вы как-то сказали, что почти все ваши родственники умерли. Наверное, кто-то все же остался в стране, и его судьба беспокоит вас?

Взгляд, которым он наградил Рут, был отнюдь не ласковым.

— Почему вы так решили?

— Создается впечатление, что вас глубоко волнует происходящее там.

Генри ничего не ответил.

За окном раздался долгий, тоскливый крик чайки, а затем повисла гнетущая тишина. Рут стало не по себе.

— Я там родился. — Рут изумленно уставилась на Генри. — Разве вы не догадывались? — прищурившись, спросил он.

— Нет, — с трудом выдавила она. — Честно говоря, я думала, что вы итальянец.

— До десятилетнего возраста я жил там, в небольшом горном селе. Когда схватили отца, мы с матушкой вынуждены были бежать. И после скитаний оказались в Штатах.

Внезапная догадка заставила Рут вздрогнуть от страха.

— Уж не собираетесь ли вы вернуться туда? — затаив дыхание, спросила она.

В комнате стало ужасно тихо. Лишь сердце в груди гремело набатом, и эти удары отдавались в ушах.

Рут не отрываясь смотрела на Генри и не узнавала его. Она и раньше чувствовала огромную силу его характера, но эта мощь, как бы рассеивалась в сотне мелких дел, которыми он занимался. Сейчас же его лицо выражало сосредоточенность и решимость выполнить предначертания суровой судьбы и это означало, что отныне в его жизни нет места для нее, Рут.

— Генри, — еле слышно позвала она, уже не в силах сдерживать захлестнувшие ее эмоции. — Генри, но ведь там может разразиться гражданская война.

— Я в силах предотвратить или остановить ее.

Рут схватила Генри за руку и начала трясти ее, словно призывая его опомниться.

— Но как вы сможете это сделать? Вы всего-навсего человек… Да, у вас несгибаемый характер и масса денег, но одного этого недостаточно, важна воля народа…

— Народ уже высказал свою волю, — спокойно произнес Генри.

Рут тяжело вздохнула, не зная, какими еще словами можно его убедить, но вдруг неожиданно все поняла.

— Вы тот с-самый наследный принц? — заикаясь спросила она.

Генри кивнул. Рут перевела дыхание и еле слышно произнесла:

— Если вы вернетесь туда, вас тут же убьют.

— Не думаю. Вряд ли нынешний режим видит во мне опасность для себя — даже, несмотря на последние демонстрации. У меня предостаточно власти и денег — с какой стати мне возвращаться в крохотную, бедную, нестабильную страну? — Генри улыбнулся с холодным сарказмом, но лицо его оставалось мрачным. — Я никогда не афишировал своего происхождения, да и фамилию ношу матушкину, но поразительно похож на отца. Не так давно меня разыскала группа влиятельных сановников, недовольных правящим режимом, и привела довольно весомые аргументы в пользу того, что одно мое появление сможет оказать положительное воздействие на состояние умов в стране. У меня много сомнений, и я еще не принял окончательного решения, но, — он нахмурил брови, — люди вышли на улицы, и я в ответе за них. Видит Бог, власть меня не прельщает. Дело в другом. Если сейчас сидеть сложа руки, в бессмысленной гражданской войне погибнут тысячи. А я могу остановить кровопролитие.

— Как?