Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Был и второй?
— Был... — вспоминая, эльфка мрачнела. — Ещё сильнее. Ещё смертоноснее. Не знаю, как ей удалось достичь таких высот, ведь она никогда не считалась искусной заклинательницей...
— «Рубиновая роса», — подсказал я.
— «Роса»? — она обдумала эту мысль, затем согласно кивнула. — Очень похоже... Так вот, натиск усилился вдвое...
Эльфка скупилась на подробности. Возможно, не хотела воскрешать в памяти столь болезненные события, а возможно... Не могла это сделать. И не потому, что откровенничать с человеком — постыдно для эльфа, а потому, что... И у людей, и у эльфов есть одно чудесное свойство — забывать. Заглаживать острые углы обид и разочарований. Закрывать чехлами отслужившую своё мебель. Ни в коем случае не выкидывать, нет! Любая мелочь навеки остаётся в памяти, но... Лишь для того, чтобы иногда — под стук осеннего дождя или в алых лучах заката — вынуть старую безделушку из шкатулки, согреть своей ладонью, снова почувствовать печаль или радость... Они не будут слишком яркими, эти чувства — с течением времени меркнут любые краски — но, утратив свежесть, настоятся, словно вино, и в самом простом событии появится глубина, которую ты не мог заметить... Не хотел замечать...
Люди забывают быстрее. Как и живут — быстрее. Тоска эльфов может длиться столетиями — пока не случится что-нибудь настолько светлое и радостное, что места для страданий останется слишком мало, и эти самые страдания, поворчав, уснут в одной из дальних кладовых...
Я слушал неторопливый рассказ эльфки, поглаживая пальцами тёплое дерево столешницы, а перед глазами... О, перед глазами метались тени...
«Это ты, ты во всём виновата, только ты!...» Фиолетовая бездна безумных глаз чернеет с каждой минутой. Прекрасное лицо искажается под умелыми ласками злобы. «Если бы он остался со мной, был бы жив и по сей день!...» «Успокойся, Мийа... Тебе нужно отдохнуть, послушать музыку...» «Какая музыка?! Не тебе решать, что мне нужно!... Убийца!...» В бирюзе ответного взгляда плещется сожаление. Искреннее сожаление. «Не обвиняй меня, Мийа... Он продолжает жить, что бы ты ни думала...» Тонкие черты кривятся и текут. «Да! Жить! Где?!...» Спокойная и мудрая улыбка. «Во мне... У меня будет ребёнок, Мийа...» Твердь сознания разверзается окончательно. Ребёнок... Последняя капля, подточившая скалу духа. «Этому не бывать!...» Молния срывается со скрюченных пальцев...
— Я бы не смогла справиться, но... Должно быть, моя любовь проложила дорожку в Серые Пределы — на один короткий вдох возлюбленный вернулся ко мне. Вернулся, чтобы защитить свой последний Дар... Возникшая где-то в глубине Сила смыла атакующие и защитные чары Мийи... Она умирала и, зная это, ударила всем, что смогла собрать... Не знаю, что именно произошло — я не слишком сведуща в магических материях — но... Что-то нарушилось. Позже, когда лучшие лекари и заклинатели осматривали меня, выяснилось: ребёнок... Нет, не умер: скорее, застыл на границе между жизнью и смертью. Не исчез, и не остался... Когда я перестала его чувствовать, мир рухнул. И никто не мог предложить помощь. Никто не знал, как вернуть его душу...
Она говорила ровно и достаточно спокойно, но жилка на виске выступала всё заметнее. Выдержка воина, запирающего боль в груди. Это достойно восхищения, однако временами — очень и очень вредно.
— Скорее всего, душа ребёнка была вытеснена в один из Межпластовых Карманов. Неудивительно, что ваши чародеи не знали решения задачи. Следовало бы обратиться к более сведущим...
— Я обращалась ко всем! — почти выкрикнула она, но тут же опомнилась, понижая тон голоса: — Ко многим... Меня раздирала тоска. Такая глубокая, такая горькая, что я не замечала смены дня и ночи... Я не чувствовала своего ребёнка, своего единственного ребёнка, первого и последнего...
— Почему же — последнего? — странно и удивительно. Надо уточнить.
— Один из магов... Человеческих магов... Пообещал помочь. Но предупредил, что я больше не смогу иметь детей, — в бирюзовых глазах промелькнула тень. Очень печальная. Очень страшная.
— Но он не помог? — уточнил я.
— Он обещал... Говорил, что нужно выждать время... Потребовал, чтобы я заняла место в свите маленького принца.
— В качестве личного палача? — поверьте, я не хотел причинять лишнюю боль и без того настрадавшейся женщине, но прятать ЭТУ горечь не считал нужным.
— Не только. Я делала много... всего. Убивала... Я не помню всех мёртвых лиц, и к лучшему: иначе не удалось бы ни разу сомкнуть глаз... — признание далось эльфке с трудом. Потому что она признавалась, в первую очередь, самой себе.
— Вы так легко забирали чужие жизни? — мои представления о листоухих не имели ничего общего с образом жестокого убийцы. Высокомерные? Сколько угодно! Гордые? О, да! Прекрасные? Несомненно! Но — мясники?...
— Не легко, — она помолчала и продолжила медленно, словно пробуя слова на вкус: — Я не могла избавиться от боли, и маг... Сделал для меня порошок...
— На основе «росы», разумеется! — кивнул я.
— Очень может быть, — согласилась эльфка. — Только не скажу, какой именно. Просто не знаю. Я... забывалась. Я отпускала себя, и освобождавшееся место занимал кто-то... чужой. Грубый. Мерзкий. Беспощадный. Бесчувственный. Я видела эту тварь, дышала вместе с ней, но... не могла противиться. Да и не хотела. Нанюхавшись порошка, я забывала о ребёнке, забывала о той боли, которая терзала сердце... И не желала вспоминать.
Ай-вэй, дорогуша! Чужой... Ишь, чего придумала! Зелье мага открывало двери Тёмного Храма твоей души, выпуская то, что обычно прячется во мраке. Не понравилась встреча со своей тёмной половинкой? То-то! Хорошо ещё, что ты не осознала, насколько этот «чужой» неразрывно с тобой связан... Вот когда поймёшь, ужаснёшься по-настоящему — как ужаснулся в своё время я.
— Сколько же всё это продолжалось?
— Год. Может, два. Не знаю... Время меня не волновало. Я металась от одной мерзости к другой, пока... Пока не столкнулась с тобой.
— Хм... — я невольно напрягся. Ну вот, опять ожидается гимн чудесному избавлению!
— Как тебе удалось сделать то, перед чем оказались бессильны лучшие маги? — бирюза взгляда настойчивой кошкой ткнулась в моё лицо.
— Я ничего не делал.
— Но...
— Клянусь, я даже не мыслил что-либо делать! Если честно: в тот момент я был до смерти напуган... — признаюсь, скрепя сердце.
Эльфка рассеянно нахмурилась.
— И всё же, что-то было... Но что? Никаких чар... Ты до меня даже не дотрагивался... Я только...
Ай-вэй, сейчас она догадается... Я вжался в лавку.
— На твоей щеке выступила кровь, и я... лизнула...
Ваш покорный слуга сидел ни жив, ни мёртв, но изо всех старался выглядеть спокойно-безразличным. Только бы она не начала расспрашивать... Придётся много лгать, а это так неприятно, так... недостойно...