– Вы с принцессой Индирой скоро станете девушками. Вы будете придерживаться пурды и жить в зенане?

– Не знаю, матаджи, – честно ответила я.

Мы сели во дворике рядом с нашей комнатой выпить чаю.

– Если хочешь, я спрошу у махарани. Или спроси сама. Я знаю только, что она и ее муж дружат с Рабиндранатом Тагором, которым так восхищался папа. Он не одобряет пурду, – сказала я, подсластив пилюлю упоминанием об отце.

Я до сих пор помню мамино взволнованное лицо: в ее сердце шла борьба старого с новым.

– Я бы хотела отдохнуть с дороги, – наконец промолвила она.

Я знала, что вечером маму пригласят в покои махарани. У меня замирало сердце при мысли, что она там увидит. Будуар Айеши представлял собой алтарь современного образа жизни, и я с ужасом представляла, как испугает маму верховная жрица всего этого великолепия с ее французскими духами и прочими благами западной цивилизации.

Если мама решит, что меня здесь воспитывают не в настоящих индуистских традициях, она вправе забрать меня в Джайпур.

Переживала я зря. Как только мы втроем вошли в комнату, Айеша встала и устремилась навстречу, чтобы поприветствовать маму. На махарани было мерцающее золотистое сари, ее шею украшало бриллиантовое колье, а в носу сверкала крупная рубиновая клипса, отражавшая свет хрустальной люстры.

– Для меня большая честь встретиться с вами, ваше высочество, – взволнованно сказала мама.

Глядя на этих двух женщин, я подумала, что они представляют собой две полные противоположности. Одна – невероятно красивая, богатая и независимая, другая – усталая, преждевременно постаревшая от жизненных тягот.

– Нет, это вы оказываете мне честь, – ответила махарани. – Ваша дочь – удивительная девочка, и нам несказанно повезло, что она здесь. Пойдемте, я покажу вам свою комнату для молитв, и мы совершим пуджу Брахме за то, что он благословил нас такими чудесными детьми.

С этими словами она провела мою маму мимо удивленных наблюдателей в соседнюю комнату и закрыла за собой дверь.

Четверть часа спустя они вернулись в будуар, болтая запросто, словно давние подруги. Мамина нервозность пропала без следа, и я мысленно поблагодарила богов за то, что махарани сумела найти к ней подход.

Мама попала под очарование Айеши в первый же вечер. Она восторгалась прекрасным вкусом своей новой подруги, ее обширными познаниями в поэзии, философии и других областях. Они увлеченно обсуждали аюрведу, и махарани заинтересовалась маминым даром предвидения.

– Мам, а ты ей гадала? – полюбопытствовала я однажды, когда она вышла из покоев махарани.

– Ты прекрасно знаешь, Анни, что это личное дело, – ответила она.

К концу первой недели мама уже спокойно гуляла со мной по саду на виду у обитателей дворца. Правда, она по-прежнему прикрывала лицо гунгхатом[13]; во всем остальном она восхищалась дворцом и его обитателями не меньше моего.

За день до маминого отъезда махарани призвала ее к себе на частную беседу. Мы с Индирой, зная, что именно они намерены обсуждать, караулили под дверью, не находя себе места от волнения.

– А вдруг мама захочет, чтобы я поехала с ней домой? Я там просто умру! – прошептала я.

Индира спокойно сидела рядышком, держа меня за руку.

– Не бойся, не захочет.

Как всегда, Инди оказалась права. Мама вышла, улыбаясь, и повела меня в комнату, чтобы поговорить с глазу на глаз.

– Махарани спросила, готова ли я оставить тебя в ее семье на постоянной основе, а также предложила дать тебе образование вместе с Индирой, а ведь этого так хотел бы твой папа.

– Да, матаджи, – пробормотала я.

– А еще она сказала, что понимает, как трудно мне будет без тебя, и предложила проводить несколько месяцев в году здесь – пока вы живете во дворце. Так что, дочка, хочешь остаться у них, когда я вернусь в Джайпур?

– О, мама… не знаю… – к моим глазам подступили слезы, – наверное, да. Я, конечно, буду страшно скучать по тебе, но папа был бы рад, что я смогу учиться дальше. А в Джайпуре это невозможно.

– Согласна, здесь больше возможностей. Ты всегда была особенной, моя милая девочка. – Она ласково потрепала меня по щеке. – Будешь писать мне каждую неделю?

– А как же, мамочка, хоть каждый день.

– Хватит и раза в неделю. Я приеду через четыре месяца, когда закончится сезон дождей.

– Я буду скучать.

– Я тоже. И помни, я всегда с тобой.

– Знаю, матаджи.

Мы крепко обнялись. Даже сейчас помню: она посмотрела на меня таким печальным взглядом, что я спросила:

– Может, все-таки поехать с тобой?

– Нет, Анни. – Она обратила взор к небесам. – Твоя судьба – остаться здесь.

Мама уехала в Джайпур, нагруженная подарками от махарани. Хотя мое заветное желание сбылось и я могла теперь считать дворец Куч-Бихар своим постоянным домом, мне было чуточку неприятно, что мою мать, столь мудрую и духовно одаренную женщину, так легко убедили от меня отказаться.

Летом, когда наступила невыносимая жара и раскаленная земля впивалась даже в наши огрубевшие подошвы тысячами пчел, королевский двор вместе с остальными аристократами страны переместился в горные районы с их свежим, прохладным воздухом.

Мы отправились в Дарджилинг – чудесный регион на высоте чуть больше двух тысяч метров над уровнем моря, знаменитый зеленеющими по холмам чайными плантациями.

Тогда и начался мой пожизненный любовный роман с Дарджилингом. У меня поднималось настроение от захватывающего вида на Гималаи. Британцы тоже давно привыкли пережидать жаркий сезон в Дарджилинге, в силу чего город подвергся английскому влиянию, в том числе и в архитектуре. На склонах холмов выстроились ровные ряды белых коттеджей, названные в честь английских местностей, и весь город, в отличие от наших хаотичных поселений, был спланирован безукоризненно. Глядя на него, я мечтала когда-нибудь посетить настоящую Англию.

В Дарджилинге я познакомилась со старшими братьями и сестрой Индиры – погодками пятнадцати, шестнадцати и семнадцати лет. Все трое приехали на каникулы из частных пансионов в Англии. Они души не чаяли в Индире и баловали ее, как могли. Пятнадцатилетняя Минти казалась мне совсем взрослой и рассудительной. За ужином я увлеченно слушала их рассказы о жизни в Англии. Они учили меня играть в крикет на аккуратных зеленых лужайках, а средний брат Индиры, весельчак Абивант, развлекал карточными фокусами. Больше всего меня смущал наследный принц Радж, старший брат Инди, – такой красивый и обаятельный, что в его присутствии я буквально лишалась дара речи.

Дом был гораздо меньше, чем дворец в Куч-Бихаре, и жили мы по-семейному. Поскольку особняк стоял высоко в горах, куда можно было добраться только на лошадях или с помощью рикш, там царили тишина и спокойствие.