Управляющие отделами судорожно звонили сотрудникам, чтобы заранее предупредить их о приближении монарха, и те инстинктивно распрямляли спины и разглаживали костюмы, стараясь не выглядеть при этом виноватыми. Порой Гарри останавливался, где-то задавал вопрос, где-то наблюдал. Он никогда не справлялся о самочувствии, ненавидя любые упоминания о малейшем недомогании. «Скажи-ка, – всегда начинал он, – как продается этот товар?» или «Хорошо ли берут вот это?». Он в точности знал, как на самом деле идут продажи, ведь каждое утро у него на столе оказывались отчеты за предыдущий день, но он хотел услышать это непосредственно от продавца. По его указанию сотрудники всегда обращались к нему «мистер Селфридж», а не «сэр». Формальности были ему не по душе.

Любые письма, подписанные на манер тех времен «засим остаюсь, сэр, Вашим преданным слугой», заставляли его поморщиться. За глаза сотрудники обычно называли его Вождем.

Все замечания и заметки о том, что требовало дальнейшего обсуждения, Селфридж делал карандашом прямо на своем манжете – не зря он держал в кабинете запасные рубашки. Он никогда не критиковал никого публично – да и хвалил тоже редко, – но, услышав что-то хорошее, кивал и едва заметно улыбался. Затем, взглянув на свои часы – они всегда шли у него на пять минут вперед («чтобы я мог прожить на пять минут дольше»), – он переходил в следующий отдел. Ничто не могло укрыться от его ястребиного взгляда – ни пятно на ковре, ни затупившийся карандаш. Если он замечал где-то пыль, то просто выводил пальцем на поверхности свои инициалы, так же как делал это у Маршалла Филда. После этого пыль там не задерживалась.

А вот его присутствие ощущалось еще долго после того, как он уходил, и сотрудники до конца дня обсуждали «обход». Иногда они получали служебную записку – желтый конверт для телеграммы, который доставляли прямо на рабочее место. Изначальная задумка заключалась в том, что все будут сразу бросаться открыть этот конверт, думая, что пришла срочная телеграмма. Когда сотрудники поняли идею, они стали открывать конверты еще быстрее, чтобы поскорее узнать, хорошие или плохие известия принесет им личное письмо Вождя.

Обход Гарри занимал больше часа. До возвращения в кабинет он успевал повидаться более чем с тысячей человек. За десять лет число сотрудников достигло свыше трех тысяч, а в конечном счете перевалило за пятитысячную отметку. Он общался с каждым. Для многих эта встреча была главным событием дня. Сам руководитель, наделенный шармом, которого не было ни у одного другого розничного магната, был причиной, по которой они работали в «Селфриджес». Этот магазин был театром, и занавес поднимался каждое утро в девять часов. Как и любой импресарио, Гарри Селфридж проверял готовность труппы и сцены к представлению.

Остаток утра он проводил, изучая отчеты о покупателях и описи товаров, проводя встречи с отделом рекламы, продумывая концепцию оформления витрин и разговаривая по телефону. В магазин было проведено сто двадцать линий, соединявших магазин с коммутатором в Мейфэйр, и шестьсот внутренних линий. Селфридж считал зарождающуюся систему телекоммуникаций жизненно необходимым бизнес-инструментом. Он предложил Национальной телефонной компании открыть филиал у него в универмаге, но они отказались, в качестве компенсации выделив ему особый телефонный номер «Джерард один». Когда телефония начала распространяться в Лондоне, Селфридж был первым, кто начал продавать все необходимое оборудование, и первым, кто разместил свое рекламное объявление на обложке телефонного справочника – никто больше до этого не додумался.

Теоретически дверь в кабинет Гарри всегда была открыта для всех, кто хотел его видеть. В действительности Томас Обри ревностно оберегал его уединение. В целом Селфридж был дружелюбен, но порой становился раздражительным. Директора, которых вызывали на ковер, получали от мистера Обри специальный кодовый сигнал: «Северный ветер», «Северо-восточный ветер» или «Штормовое предупреждение», – чтобы те знали, чего ожидать. Они вскоре узнали также, что Селфридж ненавидел, прямо-таки терпеть не мог длинные совещания. Для того чтобы структурировать свое время и заставить посетителей понервничать, он придумал целый ритуал. Как только кто-то входил в его кабинет, он переворачивал большие песочные часы. Пригвоздив посетителя к месту прон-зительным взглядом, он спрашивал: «Чем могу быть полезен?» Пятнадцати минут, по его мнению, должно хватить для большинства вопросов. Он не считал, что время – деньги, он верил, что оно бесценно. Он был одержим временем. Ему было пятьдесят три. Он хотел снова стать тридцатилетним.

Учитывая, с какой прохладцей старые лондонские ретейлеры отнеслись к грандиозному открытию «Селфриджес», любопытно, как многие из них тут же вспомнили о своих юбилеях, которые нобходимо отпраздовать в этом году. Питер Робинсон, Д. Х. Эванс, Джон Бейкер, «Суон, Эдгар и Мейплс» – все они организовали события, которые позволили им выслать роскошные пригласительные открытки и развлекать посетителей. Даже могущественные «Харродс» не устояли и решили, что они не могут больше ждать ни минуты – пора отпраздновать семидесятипятилетнюю годовщину, устроив серию концертов Лондонского симфонического оркестра. Селфриджа очень позабавила их арифметика: хотя основатель универмага Генри Харродс открыл свою первую лавку в Степни в 1835 году, помещение на Найтсбридж он приобрел только в 1853-м. Сэр Альфред Ньютон, председатель совета директоров «Харродс», нанес визит Селфриджу, чтобы выразить почтение. Их встреча казалась дружелюбной, но завершилась словами сэра Альфреда: «Вы потеряете свои деньги».

Селфридж, вероятно, припоминал это замечание несколько недель спустя, когда магазин целыми днями простаивал пустым, а доход был мизерным. Репортер из «Ивнинг ньюс», который в какой-то момент оказался единственным посетителем на верхнем этаже, наткнулся на Селфриджа, который, бравируя, просто сказал: «Похоже, лифтов нужно вдвое больше. Нехорошо заставлять людей внизу ждать». В «Ивнинг ньюс» отметили его «непобедимый оптимизм», но другие заметки в прессе были не столь лестными. «Англо-континентальный журнал» по-пуритански отметил, что «Селфридж пускает в ход все свое искусство, чтобы склонить женский пол к мотовству, которое приводит семьи к несчастью и разорению».

В чем-то они были правы. В эпоху, когда у среднестатистической семьи не было возможности взять кредит, многие семьи по-прежнему покупали только то, что могли себе позволить. «Селфриджес» больше, чем любой другой магазин в Англии, перевернул представления людей о шопинге. Но вместо «несчастья и разорения» он приносил людям подлинное удовольствие от покупок, пусть самых скромных, и позволял покупателю почувствовать себя особенным. Когда магазин открылся, все посетители (так Селфридж предпочитал называть покупателей) получили в подарок миниатюрный серебряный ключ с предложением «чувствовать себя как дома». «Я хочу служить обществу галантно, эффективно, оперативно и совершенно честно», – сказал Селфридж уважаемому американскому журналисту Эдварду Прайсу Беллу. Впоследствии его покупателям было не на что пожаловаться. Лорд Бивербрук, впечатлить которого считалось непросто, заметил позднее, что «Гордон Селфридж – основоположник искусства баловать клиента». Он оказался прав. Люди приходили в «Селфриджес» не за тем, что им было нужно, а за тем, чего им захотелось.