Я не так уж глубоко увлекался журналом «Элементы», и я ненавижу язычество, не принимаю оккультизм, но что такое грехи «Элементов», по сравнению с большинством французских газет, которые постоянно лгут, подслащивая реальность, и в особенности лгут по поводу иммиграции, лгут по поводу ислама, и дают возможность и право мусульманам ненавидеть нас?

Идет настоящая гражданская война в Европе, против евреев и христиан, против традиции — мою дочь недавно обозвали «грязной христианкой» и это ругательство выкрикивали алжирские подростки!

Я одинокий воин, я никогда не примкну к тому, во что я не верю, а я не верю в европейскую демократию. Я писатель, я свидетель времени. Вы отказываетесь говорить сейчас об искусстве и литературе, вероятно, потому, что вам кажется, что театр военных действий важнее.

Мы несхожи во взглядах, используем сходный словарь, но видим разные вещи. Вот за что надо бороться: за чистоту языка! Надо бороться с непониманием, надо бороться с разрушением традиций! Я стараюсь изгонять дьявола. Я сознаю, что живу в конце времен, возможно, на краю исторической катастрофы, но я двигаюсь вперед и надеюсь увидеть впереди вечный свет.

Уважаемый Ришар, подайте пример — напишите об искусстве что-нибудь конкретное. Я, впрочем, думаю, что ничего более важного для писателя, нежели сегодняшние войны, и быть не может — на это стоит тратить слова.

Ваше намерение увидеть вечный свет прекрасно, но это, так сказать, пожелание общего характера. На пути к вечному свету совершают много шагов — как в направлении света, так и прочь от него.

Что еще, помимо желания вечного света, характеризует вас как христианского воина?

Защита империи?

Какой тип империи вам люб? Тот, где грубые алжирские подростки знают свое место? Тот, где не будет квази-европейцев и фальшивых французов (которые на самом деле не европейцы, но африканцы)? Разумеется, алжирцы гораздо милее смотрятся на гламурных картинах Делакруа.

Та экзотическая Африка манила — без сегодняшней нищеты и неудобной европейской ответственности. Сегодня африканцы гибнут каждый день, стараясь спастись от голода и нищеты: плывут на своих суденышках в Европу — и не доплывают.

Африканская ли дикость тому виной, что люди эти отстали от западной цивилизации, или западная жадность? Швейцер уехал лечить в черную Африку, но Сесиль Родс в Африке отнюдь не занимался исцелением. Делакруа, Матисс, Марке — все, кто восхищался Алжиром, — любопытно: как бы они отнеслись к алжирской войне? А к алжирской иммиграции во Францию? Стал бы Делакруа рисовать алжирских дам в Париже? Написал бы портрет актрисы Изабель Аджани, несомненно, но вот стал бы рисовать цветных нищих или нет?

Вдруг обнаружилось что алжирские женщины, так чудно смотрящиеся на полотнах Делакруа и Матисса, имеют душу и сердце — и оказывается, (ах!) они голодают. И они даже попросили европейцев поделиться с ними своим благосостоянием. Какая неловкая ситуация возникла в богатом доме!

Если мы — христиане (не только крестоносцы, сражающиеся за традицию и империю, но просто христиане), то мы обязаны защищать их так же, как защищаем своих детей. Пусть они мусульмане, и что с того? Полагаю, русские православные обязаны защищать украинских жителей, даже католиков и униатов, желающих отделиться от российского влияния: это долг христианина — помогать, а не угнетать.

Да, эти люди хотят уйти от вас, но они от этого не перестали быть людьми. Посочувствуйте их трагической истории, их биографии, зависимой от Речи Посполитой и России. Посочувствуйте и вы — алжирцам.

Мир Запада зашел в тупик — а причина все та же, родовая: жадность.

Ведь дело отнюдь не в бедняках инородцах — не будем обманывать себя. Дело не в грубых алжирских подростках, не в молодых украинских экстремистах, не в цветных безработных, которые заполонили Лондон. Это, возможно, и неприятно белому рантье, он зажимает нос, проходя мимо, — но горя в бедности других для него нет; он этой беды не видел никогда, не видит и сегодня.

Дело не в бедных инородцах — дело в богатых инородцах; а разбогатели они по законам, вами самими внедренным.

Когда сегодня лондонцы сетуют на то, что коррумпированные арабы, китайцы, индусы, русские скупили половину Лондона (а это и впрямь так и изменило город в худшую сторону), то кого они должны винить? Собственную жадность — и только.

Да, из былых колоний и презираемых стран потянулись цветные богачи, беспринципные и часто преступные, вооруженные деньгами, которые они выдавили из нищего населения своих стран — они выдавливали деньги из нищих с вашего согласия и по вашим рецептам, а потом награбленное вкладывали в дорогие игрушки, которые вы им предлагали, цветные богачи хотели жить по законам вашего рынка. Так на что же вы сетуете? Вы сами приучили их к бусам и огненной воде, только теперь они хотят очень много украшений.

На кого вы обижены: на нищего алжирского мальчишку, который нагрубил вашей дочери-христианке, или на тот воровской космос, созданный в Европе отмытыми деньгами, награбленными в Азии? И кто же эту ситуацию создал? Не сам ли Запад?

Главная проблема Европы в том, что она, желая покорить Азию, превратилась в большую прачечную по отмыванию азиатских ворованных капиталов. Но как перестать быть прачечной? Как выгнать беззаконных инородцев и сохранить собственные циничные банковские институты? Как покарать мошенников, которые в точности такие же, как западные мошенники, не тронув бедняков-иммигрантов, не становясь при этом фашистами?

Разве опасность исходит от ислама и Востока, а не от собственной жадности? Мир Запада зашел в тупик — а причина все та же, родовая: жадность.

Путь, начатый Хмельницким, завершен; все когда-то заканчивается; наши соседи славяне хотят уйти в западном направлении, пожелаем счастья.

И в этот момент существуют уже две Европы, два Запада: культурная гуманистическая христианская традиция — и расчет капиталиста, который видит конкуренцию азиатского ворья, заполонившего его рынки. Вопрос стоит так: может ли Запад спасти свой образ жизни, сохранить связь демократии и либерального рынка, если этой моделью стал активно пользоваться Восток?

То, что именуют таинственным словом «кризис», есть не что иное, как смена исторической парадигмы: то, что внутри этого процесса меняется судьба Украины и Алжира, — закономерно.

Путь, начатый Хмельницким, завершен; все когда-то заканчивается; наши соседи славяне хотят уйти в западном направлении, пожелаем счастья. Украинцы мечтают отойти — ошибаются в прогнозах или нет, это не наше дело.

Взгляните на поворот Украины к Западу как на закономерный итог последней европейской гражданской войны. Присоединение Украины к России состоялось как следствие (одно из) Тридцатилетней войны 17-го века; разве мы не вправе заключить, что отпадение Украины от России случилось как один из результатов тридцатилетней войны 20-го века?

«Тридцатилетние» войны в истории Европы — это войны анти-имперские, и нам сегодня уже поздно применять к Алжиру и Украине имперскую логику. Обе эти колонии ушли вследствие Тридцатилетней войны, одна раньше, другая позже — но обе неотвратимо.