Макс. Во рту у него пересохло.

— Я… я не знаю. — Он оглянулся на дверь. Лиа, Ал и Крис стояли в проходе, уставившись на них.

— Дэн, можно тебя на два слова? — Ал Марш поманил шефа.

Лиа села на его место.

Ал вывел Дэнниса в коридор и зашептал:

— Макс Квинелл, парень, которого закололи ножом у школы сегодня утром. Оказывается, он был сыном Кэрри Кент. Джесс дала нам адрес родителей… и вот мы здесь. — Он произнес имя Кэрри так, как простые люди обычно произносят имена знаменитостей, — отстраненно и немного завистливо.

— Боже мой. — Дэннис потер лицо руками. У него скрутило живот. За все годы работы в полиции он лишь однажды вел дело людей, которых знал лично. Девочку из детского сада Эстель сбила машина. От этих воспоминаний стало еще хуже. — Боже, теперь все понятно. — Глубокий вдох. — Ладно. За работу.

Ал кивнул. Они вернулись в гостиную. Дэннис Мастерс приготовился задавать Кэрри вопросы о ее сыне. Она сама делала это сотни раз во время шоу. Он встал на колени рядом с ней и заглянул в ее пустые глаза. Он не знал, с чего начать.

Оба уже видели этот фильм, но не хотели признаваться в этом друг другу. Они зашли в супермаркет, чтобы купить конфет и газировки перед сеансом.

— Будешь эти? — спросил Макс.

— Только не с кофейным вкусом.

— Тогда шоколадные.

— Да ну. — Дэйна нежно погладила упаковку с тягучим мармеладом. — Как тебе эти?

— Берем.

Макс ненавидел мармелад. Он напоминал ему уроки химии в его предыдущей школе.

Они заплатили и вышли на улицу. Сияло солнце. Тротуар почти дымился от быстро испаряющейся дождевой воды.

— Бабье лето, — сказал Макс. Они ждали автобуса. До кинотеатра было недалеко. — Сейчас приедет. — Он уставился на дорогу поверх голов пожилой пары, которая стояла перед ними.

— Вообще-то нет. — Банка холодной газировки в ее руках покрылась капельками влаги.

— Что нет?

— Похолодания ведь еще не было. Нужно, чтобы сначала похолодало, а потом потеплело. Тогда это будет бабье лето. И не меньше семи теплых дней.

Макс задумался.

— Уверен, в Шотландии уже заморозки.

— Но не здесь. — Дэйна прижала губы к вскрытой банке.

Макс смотрел на нее и спрашивал себя, думает ли она о том, каково это — поцеловать его. У нее красивые губы. И она столько всего знает. Ему отчаянно хотелось обнять ее, но он не понимал, с чего начать.

— А хорошо было в твоей прошлой школе?

В автобусе Макс встал так, чтобы их плечи соприкасались.

— По-разному.

— Это как?

— Зависит от того, был ли ты одним из популярных парней.

— А ты был?

Макс рассмеялся.

— Я что, выгляжу популярным?

Он поднял свитер и расправил на узкой груди футболку. Слово «ЛУЗЕР» повторялось снова и снова все более маленькими буквами до самого низа.

Дэйна качнула головой:

— Это не про тебя.

Макс вдруг ощутил прилив счастья, как будто, когда он был с ней, какая-то часть его действительно становилась лучше.

— А, — с улыбкой протянул он, — ты еще не видела, что сзади написано.

— Ну а серьезно, — не сдавалась она, — каково это — жить в школе? Я себе этого даже представить не могу.

Макс посмотрел в окно. Черч-роуд перешла в Хай-роуд. Автобус — не место копаться в воспоминаниях, которые он хотел бы похоронить навсегда.

— Это не по мне, — сказал он наконец.

— Твой отец, должно быть, богатый.

Чтобы избежать ответа, Макс попытался представить себе дом Дэйны. Может, это даже не дом, а маленькая квартирка. Он нарисовал в своем воображении ее родителей — отчим, возможно, работает в ночную смену на заводе, а мать сидит дома и ломает голову над тем, как бы растянуть деньги до следующей получки. У Дэйны, должно быть, двое младших братьев, которые целыми днями носятся по улицам на велосипедах, и еще собака или даже две, и в гостиной, наверное, яблоку негде упасть, когда вечерами все собираются вместе посмотреть телевизор. Дэйна обычно запирается в спальне, которую ей приходится делить с братьями, и читает книги, которые покупает на все свои деньги или берет в библиотеке. Макс часто представлял себе, как они с Дэйной читают одну и ту же книгу и думают при этом об одном и том же.

— He-а. Отец живет в гадюшнике. — Она как-то сказала, что у него смешной выговор, и потому он старался подражать ей.

— А мама?

Макс напрягся.

— Я ее редко вижу.

— Так ты же живешь с ней?

— Ну да, но она редко бывает дома. Мы не очень-то ладим.

— Так кто же оплачивал эту шикарную школу? Тебе что, дальний родственник наследство оставил? — Она покачала головой и усмехнулась.

— Я стипендию получил. — Как же он ненавидел ей лгать.

— Значит, ты реально умный.

Макс почувствовал себя совсем худо. Он вскрыл свою банку и сделал глоток, надеясь хоть так увильнуть от ответа. Если Дэйна узнает о его матери — Да и вообще, если кто-нибудь в школе узнает о его матери, — то всему конец. Он просто сбежит. Хотя бежать ему уже некуда. По крайней мере, в этом городе. Мимо проехал еще один автобус, весь залепленный рекламой. Макс закашлялся и пролил всю свою газировку Дэйне прямо на джинсы.

— Прости. — Он стянул с себя свитер и принялся вытирать им ноги Дэйны. — Прости, пожалуйста.

На следующей остановке они вышли. Макс хотел только одного — забиться в угол и умереть. Только он не знал точно, из-за чего: из-за фото матери величиной с дом на том автобусе или из-за того, что Дэйна прочла надпись у него на спине.

— «Я трахаю лузеров», — громко произнесла она, притворившись, будто ей смешно.

Макс натянул мокрый свитер, взял Дэйну за руку и повел ее в кино.

Он был такой забавный. Совсем не похож на остальных парней. Копался со своим бумажником, потому что не мог открыть его, одновременно держа банку с газировкой и пакет с конфетами. Дэйна рассмеялась и помогла ему. Потом он настоял на том, чтобы за все заплатить, но при этом не смотрел ей в глаза, как будто стыдился или, наоборот, не хотел смущать ее. За билеты, кстати, расплатился золотой кредиткой. А потом, не сказав ни слова, лет на сто ушел в туалет.

— Все в порядке? — спросила Дэйна, когда он вернулся. Ей хотелось обнять его. Он так странно себя вел после того, как залил ее колой.

— Да, да. Все нормально.

— Тогда, может, пойдем в зал? — Запах попкорна напомнил Дэйне о счастливых временах. Она уставилась на будку, где продавщица сыпала горячий попкорн в огромные картонные ведра.