Джиллиан уставилась на свои ладони. Солнечные лучи ярким светом вспыхивали на золотом браслете ее часов. В ожидании кофе она любовалась замысловатой игрой света.

— Я не могла уснуть. Я до утра глаз не сомкнула. Меня преследовало странное чувство, от которого было невозможно избавиться. Словно что-то происходило неправильно, непоправимо, и я могла опоздать все исправить. — Она взглянула на него, не сомневаясь, что возненавидит его, если он в ответ рассмеется.

— Ты многое пережила за последние несколько дней. — Его слова прозвучали просто и естественно, без жалости, которая непременно разозлила бы ее, и без грубостей, которые привели бы ее в негодование. — Наоборот, было бы странно, если бы ты спала как убитая.

— Думаю, нет, но, если бы я просто чувствовала, что мы делаем что-то…

— А мы и делаем. — Он взял ее за руки и тут же резко отпустил. — Пей кофе.

Он едва коснулся ее, но тут же сам на себя разозлился. Мысль, пришедшая ей в голову, заставила Джиллиан улыбнуться.

— Ты стесняешься быть добрым.

— Я не добрый. — Трейс прикурил сигарету, понимая, что ему лучше чем-нибудь занять руки.

— Неправда. — Немного расслабившись, Джиллиан взяла свою чашку. — Ты предпочел бы не быть добрым, но сложно изменить свою природу. Ты можешь перевоплощаться в других людей. — Кофе оказался горячим и крепким, то, чего ей как раз недоставало. — Но ты не в силах изменить свою природу. Какое бы имя ты ни использовал, под этой маской все равно скрывается твоя добрая натура.

— Ты меня совсем не знаешь. — Он глубоко затянулся сигаретой. — И о моей жизни.

— Я ученый и неплохо научилась наблюдать, анализировать, классифицировать, строить гипотезы. Хочешь услышать мои гипотезы в отношении тебя?

— Нет.

Напряжение, сковывавшее ее тело ночью, постепенно исчезало.

— Ты человек, который искал приключений и ярких впечатлений и, несомненно, нашел их гораздо больше, чем хотел. Я бы сказала, что ты верил в свободу и права человека, чтобы посвятить большую часть своей жизни борьбе за эти идеалы. А потом ты утратил иллюзии и едва не лишился жизни. И я не знаю, что беспокоит тебя больше. Не думаю, что ты солгал, сказав, что очень устал, Трейс. Но ты лжешь каждый раз, когда изображаешь безразличие.

Она слишком близко подобралась к самой сути вещей, гораздо ближе, чем кто бы то ни было. Он обнаружил, что жизнь оказывается гораздо проще, если соблюдать дистанцию. И он ответил, пытаясь сохранить эту удобную для себя жизненную позицию:

— На самом деле я искусный лжец, вор, обманщик и убийца. И в том, что я делаю, нет ничего замечательного, привлекательного и идеалистичного. Я всего лишь выполняю приказы.

— Думаю, вопрос не в том, что ты делаешь, а зачем. — И в этот момент Джиллиан перестала спрашивать себя, почему ей так важно в это верить, и просто поверила. — Вопросы яснее не стали, и вот ты решил уехать на маленький остров, где тебе не придется над ними размышлять.

Трейс смял сигарету.

— Ты говорила, что ты физик, а не психиатр, не так ли?

— Это всего лишь логические рассуждения. Я очень логичный человек. — Она аккуратно поставила чашку на блюдце. — И вот еще вопрос о твоем поведении в отношении меня. Очевидно, я тебе нравлюсь.

— Неужели?

Джиллиан улыбнулась, чувствуя себя в безопасности, когда обо всем говорилось четко и ясно.

— Мне кажется, глупо отрицать существование физического влечения. Это скорее неоспоримый факт, чем теория. И все же, даже исходя из этого, твое поведение кажется противоречивым. Каждый раз, когда ты действуешь, повинуясь этому влечению, ты тут же предпочитаешь отступить в угоду досаде и неудовлетворенности.

Ему было наплевать, что его физическое или какое-либо еще влечение препарировали, как дохлую лягушку. Трейс дождался, когда официант подольет им кофе, а затем наклонился к Джиллиан.

— Тебе крупно повезло, что я отступил.

Их лица почти соприкасались за маленьким круглым столиком. Ее сердце принялось отбивать барабанную дробь, но она вдруг обнаружила, что это чувство кажется скорее интересным, чем неприятным.

— Потому что ты опасный человек?

— Самый опасный человек, которого ты когда-либо встречала.

Джиллиан не собиралась с этим спорить.

— Я уже объясняла тебе, что вполне могу за себя постоять.

Она потянулась за чашкой, и Трейс накрыл ладонью ее запястье. Его хватка была железной, и ее глаза в ответ сузились.

— Ты и понятия не имеешь, где истоки моего поведения, док. И, черт подери, уж точно не знаешь, где конец. Считай, что тебе в очередной раз повезло.

— Мою семью похитили, я видела, как умер человек, и мне приставили нож к спине. Тебе меня не напугать. — Она отдернула руку и, изображая олимпийское спокойствие, поднесла чашку ко рту.

Сердце билось тяжело и гулко.

— Ты не права. — На этот раз Трейс улыбнулся. — Если я решу заполучить тебя, ты поймешь, как ошибалась.

Она с размаху поставила чашку на блюдце.

— Я готова идти.

— Сядь. — Внезапная перемена в его голосе заставила Джиллиан послушаться. — Пей кофе, — мягко добавил он, хватая фотоаппарат.

— В чем дело?

— У аль-Азиза посетитель.

Этот фотоаппарат был одним из новейших элементов оборудования от МСБ, который так нравился Трейсу. Он нажал на кнопку, и человек, выходящий из черной машины в двухстах ярдах от них, попал в видоискатель. Он узнал лицо, часто мелькавшее на инструктажах агентов, и снова улыбнулся. Кендеса был правой рукой генерала, человек, отличавшийся вкусом и умом, сумевший уравновесить фанатизм генерала.

— Ты знаешь, кто это? Трейс по привычке сделал два снимка.

— Да. — Он опустил фотоаппарат.

— Что это означает?

— Это означает, что они проглотили наживку.

Джиллиан облизала губы, пытаясь сохранять спокойствие.

— И что мы теперь станем делать?

Трейс прикурил еще одну сигарету.

— Ждать.

Мужчина пробыл в магазине аль-Азиза двадцать минут. Когда он вышел, Трейс стремительно сорвался с места. Когда Кендеса сел в свою машину, Трейс и Джиллиан уже запрыгнули в такси.

— Поезжайте за той машиной, — сказал Трейс водителю, вытаскивая деньги. — Но держитесь на расстоянии.

Водитель припрятал деньги и лишь после этого завел мотор. Джиллиан на ощупь нашла руку Трейса и вцепилась в нее изо всех сил.

— Он ведь знает, где Флинн, правда?

— Он знает. Она прижала другую руку к губам.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего.