– Выходит, что она не останавливалась там? Или как? – спросила я, чувствуя, что мои легкие в эту же секунду лопнут от переполнявшего их воздуха.

Ответа на свой вопрос я не получила. Мама даже не пошелохнулась, не проронила ни звука, но я видела, как на шелк капнули слезы, как они оставили после себя на ткани темные круги. В конце концов все выстирала я.

На полпути к дому Элизабет до меня доходит, куда я иду. Дорога полна детей в серой, неопрятной школьной форме. Они явно идут в школу. Или из школы домой. Я прокладываю себе путь через их ватагу. От них пахнет потной спортивной формой и дешевым лосьоном после бритья. Я ловлю себя на том, что пялюсь на их рюкзаки и сумки в надежде обнаружить среди них коричневый кожаный чемодан с коричневой кожаной ручкой. Даже подойдя к двери дома Элизабет, я на всякий случай оборачиваюсь еще раз, но чемодана не вижу. Нажимаю кнопку звонка, после чего заглядываю в окно и пытаюсь рассмотреть кухню, но ничего не вижу. В доме темно. Похоже, в нем никто не живет.

– Эй, вы только гляньте на бабульку-грабительницу! – раздается чей-то громкий голос.

Это по тротуару движется группа детей – или, как их теперь называют, тинейджеров – примерно того же возраста, что и Кэти. Они лупят друга по спине и волочат по земле сумки. Мальчишка, который выкрикнул эти слова, нахально усмехается, глядя на меня.

– И как ты собралась пролезть внутрь? Ждешь, когда тебе подадут лифт?

Остальные разражаются дружным хохотом. Я поворачиваюсь и вижу, на что показывает мальчишка. Окно на лестничной площадке открыто. Когда же я снова оборачиваюсь, то подростки уже ушли. Наверное, моя персона была им не слишком интересна. Эх, будь у меня на самом деле лифт, чтобы добраться до окна… Мне кажется, я смогла бы пролезть внутрь. Интересно, оно давно стоит открытым? Я пробую боковую калитку. Но нет, та заперта. И тогда я подхожу к соседнему дому, чтобы узнать про окно. Колокольчика нет, и когда я стучу в дверь, раздается собачий лай. Я жду, и лай с каждой секундой делается все громче и настойчивее. Наконец мне кажется, что он доносится прямо из-за двери. Я отступаю назад, но, как только оказываюсь на тротуаре, дверь открывается. Пес выпрыгивает наружу и начинает бегать вокруг меня и что-то вынюхивать.

– Не волнуйтесь, – говорит его хозяин. – Он не укусит. Ему просто все интересно. Это вы постучали?

Я смотрю на хозяина пса. Он молодой, можно сказать, еще мальчишка, с взлохмаченными каштановыми волосами. Как будто он неделю не причесывался. Пес начинает лизать мне руку, и я в ответ легонько треплю его по голове.

– Похоже, вы ему понравились, – говорит юноша. – Обычно он ведет себя так только с теми, кого хорошо знает.

Я улыбаюсь, довольная тем, что пес проникся ко мне симпатией. Тем, что обзавелась другом. В детстве мне всегда хотелось иметь собаку. Но родители сказали, что для нас это дорогое удовольствие, и, наверное, они были правы. Однако я всю жизнь вспоминала историю о том, как в чьем-то дворе нашли дохлого пса. Он был привязан и сидел без воды и пищи, а его хозяин куда-то уехал. Миссис Уиннерс рассказала эту историю, чтобы убедить нас, что мы не должны терять надежду. Потому что сейчас все куда-то переезжают, и, возможно, Сьюки сделала то же самое.

– Они даже забывают про своих четвероногих питомцев, – сказала она. – Господи, и куда только катится эти мир…

Но тогда меня куда больше поразило другое. Двор, где нашли дохлого пса, был рядом с домом Фрэнка, и пса нашли всего через несколько дней после того, как мы с отцом обходили его улицу..

– Он, наверное, лаял не переставая, – вздохнула миссис Уиннерс. – В надежде, что кто-нибудь придет и спасет его.

И я долгие годы корила себя за то, что не стала этим кем-нибудь, кто услышал бы собачий лай, откликнулся бы на него и спас несчастное животное.

Сейчас пес у моих ног скулит, как будто прочел мои мысли. Я снова глажу его по голове. Как бы мне хотелось снова стать молодой и гибкой, чтобы наклониться к нему и как следует его приласкать!

– Замолчи, Винсент, – приказывает псу юноша. – Это он пытается вас разжалобить, в надежде, что вы угостите его печеньем.

Я роюсь в сумке.

– Нет-нет. Только не это, – останавливает меня юноша. – Винсент сыт, просто он у нас жадный. Вы, случайно, не знакомая моей матери? Вам что-то нужно?

– Нет, – говорю я. – Нет. Спасибо.

– А разве не вы стучали?

– Нет, не стучала, – отвечаю я и иду прочь.

Пес провожает меня до конца дорожки, а затем, как только его окликает хозяин, убегает. Я направляюсь домой и все время оборачиваюсь на дом Элизабет. Как же мне в него попасть?

Я иду через парк. Тем временем начинает накрапывать дождь, который вскоре переходит в настоящий ливень. Я с минуту пытаюсь укрыться под деревом. Помнится, я как-то раз уже стояла здесь с моей матерью. Помню, что было темно, как и сейчас. Небо было затянуто тучами, а земля под ногами оказалась такой мокрой, что даже не издавала своего обычного запаха. Я пришла сюда вслед за матерью после того, как они поскандалили с отцом.

Когда я вернулась домой, мать стояла у садовой калитки, и в проеме кухонной двери вырисовывался силуэт отца.

– Как ты только могла, Лилиан?! – крикнул он ей.

Моим первым импульсом было нырнуть в кладовку и зажать уши, но вместо этого я подождала на тротуаре, спрятавшись рядом с живой изгородью миссис Уиннерс.

– А что, по-твоему, я должна была сделать? – крикнула в ответ мать, плотнее закутываясь в плащ. – В доме четыре рта, и все хотят есть. Фрэнка больше нет, и просить о помощи мне некого.

– Фрэнк! Снова этот Фрэнк! Ты только о нем и говоришь. Как будто это не он убил нашу дочь!

– Неправда! Он всего лишь прихожанин-методист с кислым лицом, как и все те, кем ты так восхищаешься! И если уж ты взялся кого-то обвинять, то лучше посмотри по сторонам у себя дома.

Я не услышала, что отец сказал на это в ответ, но хорошо разобрала, что крикнула мать.

– Да, я имею в виду Дугласа. Он вечно крутился за нашей Сьюки хвостом. Она даже не хотела оставаться с ним под одной крышей.

Я подняла глаза на окна второго этажа. Лишь бы только Дугласа сейчас не было дома! Когда же вновь посмотрела на дорогу, мать уже решительно шагала прочь. Поля ее шляпы намокли и печально обвисли.

Наконец я стряхнула с себя оцепенение. Отец все еще стоял в дверном проеме. Заметив меня, он пробурчал:

– Вижу, ты собралась промокнуть до нитки.

Я шагнула вслед за ним в дом. Дуглас сидел за столом, глядя в тарелку, и я задалась мысленным вопросом, что, собственно, он слышал. Через спинку стула рядом с плитой было переброшено полотенце, от которого пахло подливкой, но я все равно вытерла им лицо и волосы. Отец тем временем сказал мне, что я нагуляла себе пневмонию. Я сняла мокрую юбку и повесила ее на стул, вместо уже влажного полотенца. Дуглас на миг уставился на мою нижнюю юбку.