Для меня становилось все более и более очевидным одно: уже нельзя было терять времени. Я должен был действовать без промедления. На кону стояло многое, и эта — неожиданно свалившаяся на мою голову — кузина отнюдь не была одним из тех козырей, которые я намеревался придержать про запас.

— Доброе утро всем! — раздался твой неподражаемый голос — ты, как обычно, появился с помпезностью.

— Доброе утро, — хором ответили — кто громче, кто тише — все мы, сидящие за столом, перестав попивать кофе.

Ты подошел решительным шагом к нашей матушке и крепко поцеловал ее в обе щеки.

— Доброе утро, дорогая мама. Ты, я вижу, такая же любезная и такая же красивая, как всегда.

— Льстец… — бросила матушка с показной холодностью. Затем она улыбнулась и вся засияла от гордости за саму себя и от переполнявших ее чувств к своему любимому сыну, который, войдя в столовую, первым делом почтил ее поцелуем — ее, а не кого-нибудь другого.

Ты привлек к себе всеобщее внимание этой сценой и сразу же стал главным героем и всего дальнейшего действа. Сев на незанятый стул рядом со мной, ты сказал:

— У вас у всех замечательно свежие лица, из чего я делаю вывод, что вы спали так же хорошо, как и я. Даже ты, брат, сейчас не такой бледный, как обычно.

Ты соизволил обратиться ко мне, слегка похлопав меня при этом по плечу. Я ненавидел это твое похлопывание, потому что вслед за ним ты обычно произносил какую-нибудь фразу, высмеивающую меня перед окружающими людьми.

Ты взял сахарницу и насыпал из нее немножечко сахара себе в чай. Все твои движения казались со стороны заранее продуманными и четкими. Наша матушка, прервавшая при твоем появлении свой разговор с близкой подругой, которая в это утро сидела за завтраком недалеко от нее, с беспокойством посмотрела на тебя.

— Только из этого и будет состоять сегодня твой завтрак, сынок?

— Нет, мама. Я уже успел позавтракать — съел яичницу-глазунью с беконом и гренками и выпил кофе. Теперь мне хочется только попить чаю… а еще съесть один из этих аппетитных рогаликов, — добавил ты, протягивая руку к моей тарелке, чтобы взять с нее один из моих рогаликов, даже не спрашивая у меня на это разрешения.

Я посмотрел на тебя с неудовольствием, но не имел ни малейшего желания тебе возражать. Я знал, что это бесполезно.

— Вот уж ранняя пташка!.. Но кушать тебе, голубчик, надо бы побольше! — пробормотала она (не отличавшаяся за этим завтраком словоохотливостью), отнюдь не претендуя на то, чтобы ее кто-нибудь услышал.

— Куда ты подевался этим утром? — спросила матушка. — Мне хотелось бы, чтобы ты подписал несколько открыток.

— Я ходил на конюшню, чтобы подготовить лошадей. Хочу устроить для Исабель небольшую экскурсию.

И тут раздался громкий звук: у Ричарда выскользнул из руки и грохнулся на тарелку нож. Посмотрев на него, я увидел, что он покраснел от еле сдерживаемого гнева. Твоя фраза была воспринята им, как взрыв бомбы. У меня у самого едва не застряла в горле ветчина. «Что происходит со всеми мужчинами, когда рядом оказывается эта женщина? Они что, перестали ценить традиционную женскую красоту и добродетель, будучи ослепленными экзотической новизной?» — подумал я. Мне никогда раньше не пришло бы в голову, что твой интерес к ней выльется в подобное приглашение. Ты вообще-то имел обыкновение заигрывать со всем, что хотя бы напоминало женщину (думаю, это тешило твое самолюбие), а по отношению к самым красивым экземплярам ты проявлял особый интерес (чаще всего мимолетный), однако лишь немногих — действительно уникальных по своей красоте и очарованию — женщин ты приглашал на свои «небольшие экскурсии».

И хотя она этого не знала, ты только что сделал что-то вроде официального заявления: его высочество великий герцог соизволяет объявить, что он уже выбрал даму на рождественские праздники этого года. Дольше этого периода ты возле себя ни одну даму не держал, какой бы красивой и очаровательной она ни была.

— Для меня? — словно бы проснулась та, о ком зашел разговор.

Ты, посмотрев на нее так, как только ты можешь смотреть на женщин, кивнул.

— Вы поедете куда-то в такой холод?

Мне было бы трудно определить в этот момент, являлось ли это завуалированное возражение нашей матушки проявлением ее стремления уберечь невинность своей родственницы или же ее желанием не допустить, чтобы ее сын подхватил насморк.

— Мы тепло оденемся. Кроме того, снег уже не идет… М-м-м… Обожаю эти рогалики.

— А куда мы поедем? — спросила она.

Ты пожал плечами и, доев мой рогалик, ответил:

— Это сюрприз.

Я прикусил губу, чтобы не разразиться саркастическим смехом. Сюрпризом это станет для нее. Все же остальные присутствующие прекрасно знали, что это за экскурсия. Каждый год происходило одно и то же. Я готов был дать голову на отсечение, что «его высочество» запряг лошадей с бубенцами, приготовил самые лучшие сани с хорошим пологом из шкуры и припас горячительные напитки. В этих санях ты намеревался совершить романтическое зимнее путешествие, конечным пунктом которого станет охотничий домик. В этом доме прислуга заблаговременно создаст не менее романтическую обстановку — со свечами, цветами, шампанским и вкуснейшим обедом. Паук, плетущий паутину, при помощи которой он собирается сцапать приглянувшуюся ему муху…

Раздался громкий звук отодвигаемого стула: Ричард неожиданно встал из-за стола прямо посреди завтрака.

— Прошу меня извинить… — пробормотал он заученную с детства фразу, хотя по его лицу было видно, что его абсолютно не интересует, извинят его или нет.

Единственное, к чему он сейчас стремился, — так это избавить себя от этой моральной пытки и забраться в какой-нибудь укромный уголок, чтобы там проклинать то ли свою судьбу, то ли тебя.

Никто не обратил на поступок Ричарда никакого внимания.

В этот момент появилась Надя, чтобы присоединиться к постепенно увеличивающейся компании тех, кто собрался на завтрак. Она величественно двигалась по комнате — словно плывущий по озеру прекрасный лебедь. Глядя на нее, я невольно вспомнил одну из сказок Ганса Христиана Андерсена.

— Bonjour[31], — поздоровалась она на прекрасном французском языке.

Едва я увидел, что в комнату вошла моя невеста, я немедленно встал из-за стола, чтобы вежливо ее поприветствовать и слегка отодвинуть от стола стул, на который она собиралась сесть.

— О каком сюрпризе идет речь? — поинтересовалась она, присоединяясь к нашему разговору и говоря в этот раз на корявом испанском.

— Для тебя это никакой не сюрприз, дорогая, — сказал ей я. — Речь идет об одной из экскурсий Ларса, о которых ты уже слышала, — добавил я, изнывая от зависти.

Мне показалось, что ты хочешь испепелить меня взглядом.