Дзынь. В этот момент открылись двери лифта. На секунду Саше вдруг показалось, что она увидела кого-то из палаты больницы, где ее держали полгода назад. И на эту же секунду ей вдруг представилось, что она может помочь пациенту, как тогда помогала женщине с пробитой головой. Он обопрется об ее плечо, они вместе пойдут по коридору куда угодно.

Некоторые поступки совершаются лишь ради того, чтобы понять, как поведет себя реальность. Сидишь-сидишь с чашкой воды в руке, уже почти допил, воды осталась самая капелька, немного, только донышко покрывает тонкий проницаемый слой, и вдруг кажется: а может, воды-то и нет? Она такая прозрачная, ее ведь почти не видно. Как узнать наверняка? И ты зачем-то опрокидываешь чашку, предчувствуя, что обольешься, но все-таки опрокидываешь, легонько так, двумя пальцами — хоп. И ты мокрый, на футболке темное пятно, надо переодеться. Ты знал, что в чашке осталась вода, ты был почти уверен. Но вдруг ты ошибался? Или еще интереснее: вдруг вода бы не вылилась?

Не думая, Саша нащупала в кармане маленькое печенье, разорвала упаковку, сломала песочный квадратик, разжала кулак, с недоверием поглядела на крошки в резком больничном свете. Затем ринулась к Васе Петрову, бросила коричневые обломки своих жалких опытов прямо ему на живот. На белой сорочке они выглядели словно горстки песка на заснеженной улице.

— Что вы делаете? Немедленно отойдите! — один из охранников с железным голосом надвинулся на Сашу, закрыв от нее каталку с пациентом.

— Я… ничего… Это… поможет! — Саша понятия не имела, как выкрутится.

— Не смейте приближаться к пациенту! Что это за безобразие!

Саша сделала шаг назад, отвернулась, и охранник махнул рукой, тоже отвернулся, а санитар уже занес руку, чтобы смахнуть крошки:

— Не-е-е-е-ет! Не трогать крошки! Вы! Вы, больной! Смахивайте с себя аккуратно, по одной штучке, внимательно, медленно!

Санитары на секунду остановились.

— Что вы стоите, она ненормальная! — крикнул второй охранник, а первый снова надвинулся на Сашу, и она мельком отметила, что лицо его за прошедшие пару секунд резко поглупело.

— Не трогайте крошки. Дайте ей сказать, — прохрипел Вася Петров, вывернув шею, чтобы увидеть девочку.

— Крошки помогут, — спокойно и наивно произнесла Саша. — Пока вы будете аккуратно их убирать, мир придет в гармонию.

— Бред собачий, — буркнул первый охранник.

— У меня руки заняты, так сказать, — Вася Петров кивнул на свои кандалы.

— А вы закройте глаза и представьте, что убираете эти крошки одну за другой, прибираетесь. Представьте себе, что перед вами кухонный стол в утреннем свете, вы сейчас будете готовить кофе, но сперва вы должны вытереть со стола. И пока вы будете это делать…

— Все! Поехали! Это бред! — заорал охранник.

— Мир придет в гармонию, пока вы будете это делать! — прокричала Саша вослед удаляющейся каталке, а Вася Петров слизнул с груди одну крошку, проглотил, вывернул шею искуснее прежнего и широко улыбнулся, выпустив откуда-то изнутри немного самого себя.

На шум из кабинета УЗИ выбежала Нина.

— Ты что себе позволяешь? Что это за вопли?

— Я хотела помочь.

— Она бросила на больного какие-то крошки! — возмущенно отчеканил охранник и медленно пошел прочь — догонять конвой.

Нина втащила Сашу в пустой кабинет УЗИ за рукав, толкнула на кушетку, сама продолжала стоять.

— Ты что, с ума сошла?

— Нет. Я вдруг получила идею.

— Какую еще идею? — Нина жестикулировала как итальянка.

— Это не моя идея.

— Что? А чья?

— Ну, это надо объяснять.

— Так объясни.

Нина опустилась в кресло. Саша задумалась.

— Объяснить не могу.

— Ты издеваешься, да? — Нина пошла красными пятнами. — Я тебе позволила здесь побыть не для того, чтобы ты нападала на больных!

— Я не нападала!

— Неважно. Утром ты расспрашивала об этом пациенте, он тебя заинтересовал, вдобавок ты слышала, как он что-то кричал про Кэс, и ты вообразила, будто у вас есть что-то общее и ты можешь что-то для него сделать… Крошками его решила угостить?

— Нет совсем! То есть…

— А что тогда? — Нина придвинулась к Саше, их лица были в паре сантиметров друг от друга.

Саша заелозила на кушетке, села глубже, прижалась спиной к прохладной стене.

— Крошки… помогают, — неуверенно произнесла она.

— Слушай, хватит чушь пороть! Говори нормально! А то я уже начинаю за тебя волноваться!

— Хорошо. Помнишь, я ходила к психотерапевту?

Нина кивнула.

— В своей книге он описал такой случай, — Саша замолчала, размышляя над тем, как не выставить себя идиоткой.

— Какой такой? — Нина сложила руки на груди.

— Ну… Ты только успокойся.

— Я спокойна! — громким шепотом сказала Нина и притворно улыбнулась.

— Ладно. В общем, однажды он проснулся и пошел на кухню варить кофе, — по Нининому лицу Саша видела, что рассказ ее не будет иметь головокружительного успеха. — Он уже собирался варить кофе, но заметил на столе хлебные крошки и почувствовал сильную ирритацию.

— Раздражение.

— Да.

— И что?

— И тогда он стал… Ах да, очевидно, эти крошки он заметил, потому что было утро, и солнце светило в окно. Но это не так важно.

— А что важно? — Нина трясла ногой и смотрела на Сашу в упор.

— Он подумал, что кто-то из членов семьи за собой с вечера не убрал. Он чувствовал раздражение. Инкомфорт.

— Дискомфорт. И что?

На экране аппарата УЗИ вдруг возникло изображение плода. Нина вздрогнула, нажала на кнопку, экран погас.

— Он стал вытирать со стола. И пока он вытирал со стола, — Саша предчувствовала провальный финал и тянула время, — пока он вытирал со стола… Мир пришел в гармонию.

Саша замолчала. Выдохнула. Кивнула, словно подписалась под сказанным.

Нина всплеснула руками, снова превратилась в итальянку.

— И это все? Ты издеваешься?

Саша еще раз выдохнула. Помотала головой:

— Нет, — указательный палец правой руки изобразил метроном. — Нет. Нет.

Зазвонисто возопил телефон. Нина сняла трубку.

— Да, мам.

— Опять отложили операцию.

— Опять пропало?

— Да. И у него новый бзик.

— Какой?

— Говорит, операция теперь не нужна. Мир пришел в гармонию.

Литург в белой альбе стоял спиной к залу, лицом к алтарю, и прихожане пели: