В гневе он добавил, что не собирается, подобно лавочнику, распродавать то, что принадлежит ему.

По выражению лица герцога она поняла, что нет нужды рассказывать ему, как отнесся отец к ее предложению.

— Разумеется, — небрежно произнес он, — меня долго не было в Англии, и я не знаю, как положено вести себя английскому джентльмену, но трудно поверить, что все они так богаты, что не обратят внимания и на золотую жилу, если найдут ее в собственном саду.

Его слова отвлекли Айлин от тяжелых воспоминаний. Она рассмеялась и ответила:

— Про золотые жилы мне неизвестно, но я слышала, что некоторые из представителей знати имеют угольные копи и весьма преуспевают, а герцог Вестминстерский получает баснословную прибыль от аренды принадлежащих ему домов в Лондоне.

— К сожалению, ни угольных копей, ни жилых кварталов в имении я не обнаружил, — ответил герцог.

— Насколько я помню, мой прапрадед проиграл несколько улиц и площадей, которые принадлежали семье. Все, что осталось, это лишь несколько домов, за которые арендаторы платят один-два шиллинга в неделю, да и то, если вспомнят об этом.

— И куда деваются эти драгоценные шиллинги?

Айлин строго взглянула на герцога и ответила:

— Вы… знаете. Дома находятся в таком… плохом состоянии, а люди… так стеснены в средствах, что я… не могу брать с них денег…

Герцог улыбнулся.

— Так я и предполагал! Вы, Айлин, такой же неделовой человек, как и ваш отец!

— Я знаю, — ответила девушка. — Мне часто бывает так стыдно из-за того, что мы ничем не можем помочь арендаторам, что порою мне кажется, что… это мы должны платить им.

Герцог не ответил, и, помолчав, она осторожно спросила:

— Что… станет с ними, когда… вы уедете?..

Призрак работного дома был частью ее ночных кошмаров.

Там жен и мужей отделяли друг от друга, и попав в это огромное мрачное здание, старики были уверены, что не выйдут оттуда живыми.

— Об этом я не хотел бы говорить прямо сейчас, — сухо ответил герцог, и Айлин подумала, что он боится возобновления споров, не хочет больше слушать ее мольбы.

Какой смысл ему повторять лишний раз, что решение принято, и он не собирается его менять.

Словно опасаясь ее настойчивости, герцог встал из-за стола.

— Вы… уже уходите? — быстро спросила Айлин. — Пожалуйста, давайте сыграем еще раз…

Герцог бросил взгляд на каминные часы.

— Я бы с удовольствием, — ответил он, — но кое-кто хотел увидеть меня, и я вынужден просить прощения.

— Увидеть… вас?

Не отвечая на вопрос, герцог сказал:

— Перед ужином я приду пожелать вам спокойной ночи, а пока, чтобы порадовать вас, сообщаю добрую весть. Доктор Дэвисон сказал, что если вы хорошо выспитесь, то сможете завтра спуститься вниз к обеду.

Айлин вскрикнула от радости.

— Он так сказал? Он… правда так сказал?

— С одним условием, — уточнил герцог, — вы должны выспаться и ни в коем случае не будете самостоятельно спускаться и подниматься по лестнице.

Айлин с недоумением посмотрела на него:

— Это значит, что я сам отнесу вас. Думаю, вы стали еще легче, чем были, когда я принес вас сюда из кабинета.

Он улыбнулся и добавил:

— Это приказ. И еще вам необходимо как следует поужинать. Я скажу миссис Берд, что вы ужасно проголодались!

— О нет!.. Прошу вас, не делайте этого!.. — воскликнула Айлин, но герцог уже вышел из комнаты.

Она чувствовала приятное волнение от того, что ее заточение близится к концу, но, подобно туче, набежавшей на солнце, его омрачала мысль о том, что герцог, возможно, уже начал заколачивать окна в пустующих комнатах, готовясь к отъезду.

В последние дни чувствовалось, что герцог чем-то озабочен.

Айлин не сомневалась, что он по-прежнему враждебно или равнодушно относится ко всему, что было связано с их родовым владением.

Казалось, он подчеркнуто не желал иметь никакого отношения к тем богатствам, которые хранились в доме.

«Не думаю, — размышляла про себя Айлин, — что смогу спокойно смотреть на то, как он будет уничтожать все, что я любила, все, что — нравится ему это или нет — является частью нас обоих…»

Когда Эмили помогала Айлин ложиться спать, девушка снова с трудом сдерживала слезы.

Наутро, к ее удивлению, Айлин проснулась свежей и бодрой.

Ночью она горячо молилась о спасении имения, о том, чтобы герцог отказался от своих планов.

— Господи, прошу тебя… — шептала девушка, — пусть он поймет, что… должен… остаться там, где он… нужнее всего!..

Она и мысли не допускала, что где-то в нем могут нуждаться больше, чем в имении.

Впрочем, Айлин признавала, какие трудные задачи ставит имение перед человеком, у которого нет больших денег и который привык к жизни в экзотических странах.

«Но ведь при его уме он сумел бы найти способ возродить имение и восстановить хотя бы одну ферму», — говорила она себе.

Силу его ума Айлин ощущала постоянно, порою она просто ошеломляла ее.

Правда, Айлин отдавала себе отчет в том, как мало она знала о мужчинах.

И все-таки ей казалось, что недюжинный ум герцога наверняка должен был помочь ему заработать денег за границей.

Она вспомнила, что слышала о людях, сколотивших состояние в Индии, Сингапуре или Гонконге.

«Почему мы не можем быть такими, как они?» — спрашивала она себя, глядя на портрет брата.

Затем Айлин подумала, что, если никакое чудо не может спасти Дом, ей необходимо подумать о своем будущем.

— Помоги мне, Дэвид… помоги… — произнесла она вслух.

Ответом ей было молчание, и она подумала, что не только Дэвид, но и сам Господь позабыл о ней, и ничего с этим поделать она не может…

Готовясь первый раз после болезни спуститься вниз, Айлин надела свое лучшее платье, а Эмили помогла ей уложить волосы.

— Как вы себя чувствуете, миледи? — заботливо спросила горничная, когда Айлин поднялась со стула перед туалетным столиком.

— В ногах еще чувствуется слабость, — ответила девушка, — но мне так не терпится спуститься вниз и…

Она осеклась.

Айлин собиралась сказать: «увидеть, что происходит», но в данный момент ей меньше всего хотелось об этом думать, поэтому она договорила:

— ..и увидеть Пегаса!

— Я знаю, как вы беспокоились о своем коне, миледи, — отозвалась Эмили. — Мы все так рады вашему выздоровлению! А миссис Берд приготовила все ваши любимые блюда.