Рядом останутся только друзья и близкие, имеющие возможность позволить себе физическое обновление, а всех прочих придется принести в жертву неумолимой смерти?

Будут ли по-прежнему иметь место трагические случайности, возможно вызванные человеческой ошибкой, приводящие к безвременной потере близких?

Самым странным было то, что иногда у Нестора не было никакого интереса жить вечно. Он просто чувствовал бесконечную усталость.

Однако бывали и другие моменты, когда вино оказывалось выдержанным, женщины грели сердце и все дела завершались удачей. Такие дни Нестор называл порой Зорбы[6], с признательностью вспоминая своих родителей.

Отец научил Нестора хватать жизнь за хвост и больше не выпускать. На протяжении долгих лет сын считал, что мать сыграла совсем незначительную роль в формировании его характера и жизненных взглядов. Больше того, он полагал, что она сдерживала своих мужчин.

Дом матери, Атанасии, крупной, привлекательной женщины, всегда был полон жизни и любви. Нестор знал, что, когда бы он ни пришел домой, его встретят друзья, родственники, животные и восхитительный аромат домашней стряпни. Мать была человеком глубоко верующим и обладала острым чувством справедливости. Она частенько призывала Хирона вылепить характер сына, имея в виду, что надо бы наказать Нестора за какой-либо проступок. Отец никогда не оспаривал вердикты Атанасии и всегда определял наказание, когда его о том просили. Как правило, Нестора пороли на кухне, на глазах у матери, чтобы та могла убедиться в том, что цена заплачена. Затем отец уводил сына для разговора с глазу на глаз. Когда Нестор был еще маленьким, отец вел его в кафе-мороженое. Когда он подрос, это стало означать вино и женщин. В глубине души Нестор ненавидел отца за то, что тот обманывал жену, и в то же время восхищался Хироном, умевшим находить путь к сердцам женщин. Разумеется, они любили и Нестора. Он был избавлен от неловкой стадии знакомства с девочками, которой боялись другие подростки. Ему никогда не приходилось бегать за женщинами. Наоборот, он сам отбирал их из тех многих, которые постоянно имелись под рукой.

Но однажды, когда Нестору было всего пятнадцать, отец на кухне взобрался на стремянку, чтобы достать с полки банку, и вдруг свалился замертво, став жертвой обширного инфаркта. Нестору пришлось заботиться о матери и трехлетней сестре Анне.

Бросив школу, он занялся бизнесом. Ему уже приходилось вместе с отцом выходить на лов рыбы и строить лодки. Нестор быстро пошел вверх и вскоре превратил рыбацкую флотилию в судостроительную верфь. Он весьма гордился собой. Семья зажила хорошо, даже очень. Тут нельзя было не поблагодарить за руководящую помощь и совет дядю Нестора, занимавшего должность финансового директора компании.

Затем, всего через два года после смерти отца Нестора, его младшая сестренка заболела менингитом. Несмотря на все усилия врачей, она умерла. Мать, довольно стойко перенесшая смерть мужа, теперь просто сломалась. Она впала в депрессию, ушла в себя, никак не откликалась на мольбы сына отправиться вместе с ним посмотреть мир. Замкнутая и подавленная, Атанасия в конце концов оказалась в психиатрической клинике. В последний раз она разговаривала с Нестором, когда тот упрашивал ее присоединиться к нему, наслаждаться недавно обретенным состоянием судовладельческого магната, переехать жить в его новую виллу.

Когда мать отказалась, Нестор спросил:

– Что для этого нужно? Что может вернуть тебе желание снова жить в этом мире?

– Останови смерть, – только и ответила мать.

Атанасия превратилась в одну пустую оболочку. Она больше ни с кем не разговаривала, почти ничего не ела. Нестор решил, что она, скажем так, отключилась, и перестал ее навещать, чтобы беречь себя самого.

Он зажил бурной жизнью, наслаждаясь вином, женщинами и музыкой, однако вскоре обнаружил, что без строгих моральных устоев матери, против которых можно было выступать, все это быстро стало однообразным и не доставляло былого удовлетворения. Поэтому, когда Нестор встретил Гери, женщину, обладающую тягой к приключениям, но в то же время верящую в небеса и ад и готовую наказывать своего мужа за грешки, его жизнь обрела второе дыхание. Он снова начал получать удовольствие, проворачивая разные приятные мелочи.

Со временем Нестор познакомился с группой людей, работающих над достижением бессмертия на земле, обнаружил, что в научном плане они подошли очень близко к достижению своей цели, и начал их финансировать. Что хорошего в богатстве, если дети и мужья этих людей умирают так же, как и все остальные?

Нестор стал давать деньги на самые многообещающие проекты. К сожалению, тем, кто хотел двигаться вперед быстро, часто приходилось работать за пределами традиционной науки. Иногда, как и с этим проектом, который наконец принес успех, Нестор вынужден был проявлять чудеса изобретательности, выискивать способы выделения необходимых средств. Дело было не в том, что он оказался тефлоном или, как это больше подходило для тех дней, калфалоном[7]. Просто Алленде не мог позволить связать эти работы со своим именем или бизнесом. Нестор не хотел знать, каким образом эти люди чего-то добивались. Он лишь желал, чтобы результаты были налицо.

Глубоко вздохнув, Нестор подал знак, показывая, что коктейль нужно опять заменить на новый.

Он редко размышлял о подобных тревожных вещах. Просто сейчас наступил соответствующий период суток. Если Нестор оставался один в то время, когда день сменялся сумерками, то его неизменно охватывала меланхолия.

Он даже не знал, жива ли до сих пор его мать.

Но Алленде не сомневался в том, что будет жить – и, может быть, вечно.

* * *

25 февраля 2006 года, 19.02

Научно-исследовательская лаборатория,

местонахождение неизвестно

Вот оно. Улыбаясь впервые за последние несколько дней, Бритта смотрела на экран компьютера с новыми результатами корреляции. Объект номер два, мальчишка из Нью-Йорка.

Нахмурившись, Бритта задержалась на мгновение, потом нажала клавишу «Сохранить» и переписала результаты на внешний жесткий диск.

Она сознательно избегала думать об истории объектов, об их прошлом, доме, семье, что представило бы каждого из них неповторимой личностью. Все это было напоминанием о том, что у любого объекта когда-то имелась своя жизнь. Бритте было гораздо проще сосредоточивать внимание только на этикетке, прицепленной к пробирке, или на номере в математической серии. Она старалась забыть лица этих настоящих, живых людей, ставших объектами ее эксперимента.