— Я тоже готова поставить на это, — стараясь перевести разговор в шутку, ответила она.

Она посмотрела на мисс Хони, которая развлекала гостей на одном из концов стола басней о том, как она лишилась машины, неосмотрительно припарковав ее в строительной зоне.

— С моей стороны это была несусветная глупость, — говорила она. — Потом меня позвал к себе бригадир, чтобы выразить сожаление, хотя любой, у кого есть глаза, понял бы, что во всем виновата я сама. В общем, не успела я опомниться, как он уже знакомил меня со своим овдовевшим приятелем. Вот так я повстречала Чарли, самого милого и доброго мужчину на свете, да упокоит Господь его душу. Он умер. Хотя получается, что я запросто могу найти любовь на другом конце шара-бабы для сноса зданий, судя по истории моих отношений с мужчинами.

Последнее замечание было встречено дружным смехом. Мисс Хони нежилась в лучах славы. Видя, с каким восторгом ее принимает аудитория, она была на седьмом небе от счастья и чувствовала себя удивительно комфортно. «Ах, если бы я была хоть капельку похожа на нее!» — подумала Линдсей. Пожилая женщина обожала веселье и никогда за словом в карман не лезла, даже в обществе незнакомых мужчин.

И тут у дальнего конца стола она заметила свою сестру, которая сердито смотрела на супруга Аманды, сидевшего рядом с ней. Так громко, что ее услышали все присутствующие, Керри-Энн решительно отрубила:

— Нет, у меня нет татуировки на заднице. А если бы и была, то вы были бы последним, кому бы я ее показала!

За столом воцарилось неловкое молчание. Головы гостей повернулись в сторону Керри-Энн и изрядно набравшегося Поля Ньюсома, лицо которого цветом соперничало с фиолетовой скатертью. Линдсей услышала, как рядом кто-то испуганно охнул и, обернувшись, увидела лицо Аманды, бледное как мел, и сердце у нее упало.

Поль попытался свести все к шутке. Он улыбнулся и пожал плечами, показывая, что его всего лишь неправильно поняли, отчего Керри-Энн вознегодовала еще сильнее.

— Знаете, что меня бесит больше всего? — не понижая голоса, продолжила она. Глаза у нее сверкали, а на щеках от злости выступили красные пятна. — Такие вот пижоны, как вы! Вы думаете, что если носите дорогие часы и закончили колледж, то такие, как я, должны плясать перед вами на задних лапках. Что ж, у меня для тебя плохие новости, приятель, — ты мне не интересен. Откровенно говоря, ты можешь поцеловать меня в мою сладкую задницу, потому что больше тебе рассчитывать не на что!

Тишина за столом стала мертвой. Кое-кто из гостей вдруг проявил необычайный интерес к тому, что лежало у них на тарелках, тогда как другие смущенно откашливались и тянулись к своим бокалам. Линдси оцепенела, чувствуя себя так, словно сбывался наяву ее самый страшный кошмар.

Положение спасла мисс Хони. Она разрядила напряженную обстановку, отпустив грубоватую шуточку в техасском стиле.

— Сладкая моя, — растягивая слова, обратилась она к Керри-Энн, — если бы мужчины думали той головой, которая у них на плечах, то нам, женщинам, не приходилось бы злиться всякий раз, когда перебравший горячительных напитков парень ляпнет какую-нибудь глупость. — И она погрозила пальцем тому самому «парню», которому было адресовано ее замечание. — Эй, кто-нибудь, дайте этому мальчишке чашечку крепкого кофе! Иначе нам придется окатить его водой из шланга.

Атмосфера за столом разрядилась, и по комнате прокатился негромкий смешок. Мисс Хони ловко свела инцидент к неумной шутке напроказившего школьника, и теперь вечеринка могла идти своим чередом. Но не для всех — несчастная Аманда, уставившись в свою тарелку, тыкала копченого лосося вилкой с таким видом, словно он был еще жив и она должна была пригвоздить его на месте, чтобы он не соскочил с тарелки.

Как бы то ни было, но ужин в конце концов закончился и гости вернулись в гостиную, чтобы перейти к кофе и десерту. Вокруг мисс Хони вновь образовался кружок мужчин, которых она развлекала колоритными историями из своей жизни. Линдсей старалась сохранять самообладание, отвечая на вопросы о том, какие книги сейчас входят в список бестселлеров. Грант тоже не остался в стороне — он живописно повествовал о своей поездке на Галапагосские острова, которую совершил в прошлом году по приглашению правительства Венесуэлы. Казалось, никто не обращал внимания на Керри-Энн, которая сидела тихонько, забившись в уголок, потягивая диетическую пепси-колу и глядя в окно.

К счастью, вскоре гости начали расходиться. Линдсей хотела извиниться перед Грантом, прежде чем уйти, и поспешила за ним в спальню, куда он пошел, чтобы принести их верхнюю одежду.

— Мне очень жаль, — сказала она.

— Тебе совершенно не о чем сожалеть, — заверил он ее.

— Но моя сестра…

Он не дал ей договорить.

— Тебе не стоит извиняться за свою сестру. Я уверен, что Поль сам виноват. Он явно нарвался на отповедь. Если хочешь знать правду, у него и репутация соответствующая. — Грант привлек ее к себе и поцеловал в кончик носа. — Не беспокойся, все уладится.

Линдсей не поняла, имеет ли он в виду только сегодняшний случай или же социальную адаптацию ее сестры вообще, в более широком смысле.

— Как ты можешь быть так уверен в этом? — Она опустила глаза на груду верхней одежды на кровати, где из-под плаща свободного покроя с погончиками и поясом, на котором красовался ярлык фешенебельного магазина «Сакс Пятая Авеню», неполиткорректно выглядывало манто мисс Хони из искусственного кролика.

— Потому что я знаю тебя, — ответил он.

И вновь на нее обрушилось воспоминание о том, как она по мере сил воспитывала свою сестру и ухаживала за ней, сама пребывая в том возрасте, когда единственной ее заботой должны быть лишь хорошие отметки в школе. Она вспомнила свой тогдашний испуг и растерянность и вновь подумала о том, что, если бы не мисс Хони, то подобная задача наверняка оказалась бы ей не по плечу.

И сейчас Линдсей больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь другой — Грант, например, — взял всю ответственность на себя. Увы, это была несбыточная мечта. Да и что он мог сделать? Керри-Энн была ее сестрой, а не его. И она отвечала за нее. Так что, как ни крути, а расхлебывать всю эту кашу ей предстояло самостоятельно.

Керри-Энн видела, что сестра расстроена донельзя. Она вела машину, а Линдсей сидела на месте пассажира, выпрямив спину, словно жердь проглотила, и ее молчание было красноречивее любых слов. Даже обычно разговорчивая мисс Хони притихла на заднем сиденье.

Наконец напряжение стало невыносимым.

— Может быть, кто-нибудь все-таки выскажется? — вспылила Керри-Энн. — Вы ведь считаете, что это я во всем виновата, не правда ли?

— Никто тебя ни в чем не обвиняет, сладкая моя, — сказала мисс Хони. — Насколько я могу судить, парень получил то, чего заслуживал.

Линдсей нарушила свое многозначительное молчание, чтобы обронить деланно равнодушным тоном:

— Может быть, и так, но не все следует озвучивать на людях. Иногда лучше… не заметить кое-чего, а не устраивать сцену.