хлещет. / Человек превращается натурально в животное. / Другие таких за людей не считают, / могут камнями забить иль черепками. / Виноваты не будут и не вспомнят даже. / Ну а если безумный поправится, все равно, / недуг обязательно к нему вернется. / И мало того, станет хуже, / чем было в прошлом. Если кто заболеет, / скажут, мол, это такая наследственность, / или проклятие, или возмездие. / Будут пальцем показывать на сумасшедшего / или даже на семейство целое, / коли в нем умалишенный появится! Тякапоко, тякапоко…

▼ А-а-а-а! Коли в нем умалишенный появится! / Если ты знатный, богатый, то можно / выстроить дом, заплатить много денег / и запрятать больного, как в кутузку, подальше. / Не отправлять человека в больницу, / где его все равно не смогут и вылечить. / Богатым-то просто говорить об этом, / они совершенно горя не знают. / Но если семья не такая уж знатная / и среди них появился «психический», / то все, конец, разбиты надежды. / Навек семейство проклято будет, / на многие-многие поколения. / Ни сына женить, ни дочь замуж выдать. / А соседи-то рады даром потешиться, / мол, получили за гордость возмездие, / очень хотели выделиться — нате! / Так вам и надо, треклятым выскочкам! / И пальцем в них прилюдно тычут. / Вся честь семьи под угрозой оказывается. / Поэтому втайне отправляют родного / в желтый дом, чтобы никто не узнал. / Ну а если койки там не находится, / то все хлопочут, главного умоляют. / Или же молча куда-то увозят. / В этом мире на деньгах все держится. / Дашь сколько надо — и на тебе, чудо! / Даже врач главный в облике Ямы / вмиг превращается в Дзидзо[27] милосердного / и от души пациента приветствует, / а других выгоняет к чертовой матери. / Раз уж есть деньги, такое бывает. Тякапоко, тякапоко…

▼ А-а-а-а! Раз уж есть деньги, такое бывает… Но чем внушительней статус, титулы, ранги, / честь, репутация и положение, / тем труднее лечить пациента дома. / А если не сбагрить от любопытных / в желтый дом, то покоя совсем не дождешься. / Но а что говорить о среднем классе? / О тех, кто живет на зарплату скромно? / Если кто-то — глава семьи иль домашний — / повредился умом, что ж тогда делать? / Из съемного дома вмиг к черту выгонят — / не спрячешь ты ведь человека живого. / И на расходы непредсказуемые / вмиг улетучатся все сбережения! / А ухаживать-то за больным кто будет? / Отец не может, ему на работу. / У матери тоже забот отбавляй хоть. / Уже и детей в школе дразнят. / Одноклассники хором кричат: «Поглядите! / Он из семейки умалишенного!» / И вся их жизнь сразу наполняется горем. / Так что надеяться можно только / на одного человека — директора / желтого дома. Но если без денег / к нему прийти, скажет: «Простите, все занято». / И везде все занято будет! Тякапоко, тякапоко…

▼ А-а-а-а! И везде все занято будет! / А что, если хуже человеку сделается? / Как же тогда на жизнь зарабатывать? / Представим семью: дома мать, дочь на фабрике, / целый день заняты, одни лишь страдания. / Тут не до заботы, тут не до лечения. / Уж проще всем вместе повеситься. / И станут злиться: да лучше бы умер / наш умалишенный! Всем легче бы стало! / А сам-то он умирать и не хочет: / жрет в три горла, и по лицу видно, / что наверняка не излечится. Тякапоко, тякапоко…

▼ А-а-а-а! Наверняка не излечится. / Бывают у людей такие болезни, / как у пшеницы или растений, / что портят изрядно фрукты и овощи. / Всегда ни с того ни с сего проявляются. / Вот так и у человека бывает. / Неисчислимые умалишенные! / Бесплатно лечиться могут исключительно / в приуниверситетских лечебницах. / Но там лишь пара сотен коек, / и то не сказать что благотворительность. / На них ставят опыты профессора да студенты. / Вот образцы каких хочешь болезней, / что ни возьми — любая отыщется. / А как надоел — гони его в шею! / В колледжах частных тоже такое, / там все основано на чистой коммерции, / и принимают только за деньги! Тякарака, тякапоко…

▼ А-а-а-а! И принимают только за деньги! / А что с бесчисленными сумасшедшими, / которых уже чересчур много сделалось? / Как же с ними теперь обращаться? / Этим вопросом задался я сразу, / как только увидел их, а теперь слушайте, / слушайте мою деревянную рыбу! / Рыбу-калеку без глаз, без ушей. / Рот ее даже не открывается, / жрать ей не надо, поэтому честная. / Сутру дурацкую я все выстукиваю, / об Аде умалишенных рассказываю. / Готовы спуститься еще, еще ниже? / Подходите, подходите, расскажу вам истории. / Денег с вас не возьму! Слушайте и дивитесь! Скарака, скарака, тякапоко, тякапоко… Тятярака, тякапоко, тякапоко, тякапоко, тякапоко…

5

▼ Скарака, тякапоко, тякапоко, тякапоко, тякапоко… А-а-а-а-а-а-а! Э-эй! И теперь, дамы и господа, смотрите! / Стоит перед вами умалишенный, / он — пораженный болезнью психической, / а другие члены семьи, нормальные, / страдают, терзаются, но больше не в силах / дома держать его и не знают, что делать. / Деться куда и как обойтись с ним? / Ответа простого вовсе не видно, / и денег нет, и работать не могут. / Вся семья скоро от голода вымрет. / Мука-мученическая, печаль да несчастья! Тякапоко, тякапоко…

▼ А-а-а-а! Мука-мученическая, печаль да несчастья! / Неужто придется сумасшедшего ради, / пока он окружающих не стал беспокоить, / всей семье — и старым, и малым — работать? / Больной — он как на шее удавка, / всю свою семью доведет до ручки. / Чем же мы, бедные, заслужили такое? / Все эти слезы, все эти страдания? / А умалишенный сидит да поглядывает. Тякапоко, тякапоко…

▼ А-а-а-а! Только сидит да вокруг поглядывает. / Снаружи хранит человеческий облик, / а внутри — пустота, ничего не осталось, / словно какая-то марионетка. / Даже собаки и кошки отзывчивей. / «Жалко, конечно, да что уж поделать?» / Так рассуждает его семейство / и от безысходности соглашается / на откровеннейшее преступление. Скарака, тякапоко, тякапоко, тякапоко.

▼ А-а-а-а! На откровеннейшее преступление. Сделаем вид, будто мы уезжаем