— Он тоже не похож на тебя. — Литвин посмотрел на охранника.

— Это результат целенаправленного отбора. Но, кажется, у вас иначе… такой богатый генофонд… — Кафф замигал, и через несколько секунд женщина произнесла: — Айве доволен. Ценная информация.

— Если так, ответь: почему не возвращают Эби? Слишком долго она спит!

Он не успел опомниться, как случилось небывалое: кафф погас, Йо подставила узкую ладошку, шарик бесшумно упал в неё и скрылся в рукаве. Она придвинулась ближе, вытянула руку, коснулась щеки Литвина, заросшей тёмной колючей щетиной. Её пальцы были прохладными и нежными.

— Не спрашивай меня об этом. Ты никогда её не увидишь… Забудь, если не хочешь, чтобы жизнь твою прервали. Знание опасно!

— Так мы не договаривались… — начал Литвин, но женщина резко поднялась и шагнула к мембране. Её обтягивающее зеленоватое одеяние не скрывало ничего, и он с внезапным волнением увидел, как высоки и полны её груди, как гибок стан, как колышутся стройные бёдра. Щека ещё хранила память о её прикосновении.

Йо исчезла, а вслед за ней и равнодушный страж. Некоторое время Литвин сидел в ошеломлении, не пытаясь привести в порядок чувства. Мысль его кружила, будто птица над гнездом; он думал о словах Йо, о спящей где-то Эби и собственной судьбе. Ему удалось столь многое узнать! Конечно, не в деталях, но всё же, всё же… Может быть, кроме людей и фаата в Галактике есть и другие разумные расы? Эти даскины, которых упомянула Йо… и что-то ещё, что-то важное, но не связанное с её намёком на опасность знания…

Он успокоился и сразу вспомнил. «Жаворонок»! Точно, «Жаворонок»! Йо сказала: на вашем корабле многие были такими же… Значит, крейсер не брошен в пространстве, он здесь! Хранится в каком-нибудь трюме этой межзвёздной посудины, разбитый, изувеченный, полный мёртвых тел… Зачем его бросать? Погибший крейсер в смысле информации — ценная добыча!

Найти бы его, подумал Литвин. Может, что-то сохранилось, «гриф», таракан или хотя бы боевой скафандр… А лучше — реактор! Если дестабилизировать магнитные ловушки, лихо рванёт! Отличный способ уравнять шансы в переговорах с Айве и его компанией!

Нахмурившись, он повернулся к мембране и мрачно осмотрел её. Пустые мечты… Из клетки не выбраться, крейсер не отыскать… Как его найдёшь в этом огромном лабиринте, где сотни палуб и тысячи отсеков? Где коридоры перекрыты, транспортных линий до черта, а компьютер, эта квазиразумная тварь, наверняка контролирует перемещения…

Что-то давило в голень сквозь ткань комбинезона. Не поднимаясь, Литвин пошарил под коленом, нащупал что-то маленькое, гладкое, вытащил, поднёс к глазам. На его ладони лежал шарик диаметром сантиметра полтора, крохотный сфероид, похожий на идеально круглую жемчужину. Секунды три или четыре он смотрел на это чудо, потом стиснул его в кулаке, словно желая скрыть от всевидящего ока компьютера. Голова у него кружилась, и запах, сладкий запах Йо щекотал ноздри.

Кафф! Ключ, интерфейс! Её подарок! Хочет помочь? Или это лишь хитрая уловка? Кто-то желает покопаться у него в мозгах?

Лицо Коркорана возникло перед Литвиным: глаза блуждают, уголок рта подёргивается, струйка слюны течёт по подбородку. Жуткое зрелище! Лучше уж попасть под собственные свомы, как бедняга Родригес! Он вспомнил молитву Рихарда и, хоть не верил ни в бога, ни в дьявола, неумело перекрестился.

— Господи, спаси и пронеси! Вернусь в Смоленск, свечку поставлю в соборе. Клянусь реактором!

Поднял руку и приложил шарик к левому виску. Сфероид будто прилип к коже. Прошла минута, другая, третья, но ничего не происходило. Затем…

* * *

Пространство отсека словно раздвинулось, развернулось сразу в сотне измерений. Литвин всё ещё пребывал в похожем на гантель отсеке и в то же время находился вне его; гигантское тело, объединившееся с ним, простиралось вверх, вниз, во все стороны, и было оно подобно паутине с бесчисленным множеством нитей, тянувшихся к каждой точке Корабля: к каждому датчику, терминалу, эффектору, к двигателям и прозрачной сфере с изображениями звёзд, к внешней обшивке, за которой сияли те же звёзды, только безмерно далёкие. Тысячи нитей вели к тысячам глаз, позволяя одновременно увидеть тысячи разных картин: лифты, проходы, транспортные капсулы, отсеки причудливой формы, просторные трюмы, пустые или забитые странными машинами, залы с повисшими в невесомости людьми и другие помещения, в которых передвигались чужие в ярких обтягивающих одеждах, делали что-то непонятное, парили в воздухе около спиральных и трубчатых, затянутых белым туманом конструкций, связанные с ними сетью проводов. Удивительным образом эти картины не пересекались и не накладывались друг на друга, существуя как бы в отдельных окнах, сложенных в мозаичное панно — не плоское, но объёмное, многогранное, словно око стрекозы. Литвин разглядел огромную шахту гиперсветового конвертера, тороидальные двигатели для внутрисистемных полётов и что-то напоминавшее толстые угловатые шипы, выступавшие из корпуса ряд за рядом по всей наружной поверхности. Внутри тоже нашлось много любопытного, такого, чего он не видел прежде на схеме Корабля, — к примеру, два цилиндрических тоннеля, таких же гигантских, как шахта конвертера, и проходивших по обе стороны от него. Возможно, то были резервные энергетические установки; в них виднелись массивные кольца из таких же шипов, как на внешнем корпусе.

Эти видения так зачаровали Литвина, что он не сразу уловил чьё-то присутствие. Чувство было непривычным, даже пугающим; он не слышал ни шороха, ни звука, не видел ничего, кроме мозаики пёстрых картин, но уже не сомневался, что в этом царстве молчания и тишины он не одинок. Затаив дыхание, он потянулся к этому разуму и вдруг обнаружил, что разумов много: одни перемещались в окнах-картинках или, погруженные в т’хами, дремлющие, присутствовали в них едва заметной тенью; другие, неподвижные, но ощущаемые более явно, гнездились в узлах огромной паутины. Первые, как чудилось ему, принадлежали людям и ускользали от контакта, точно песчинки в бурной воде, но с неподвижными он мог соприкоснуться. Эти разумы были различны: крупные — в точках интенсивного ветвления, с пучками расходящихся короной нитей, те, что поменьше, — в простых пересечениях. Вскоре Литвин сообразил, что перед ним нервная система Корабля, множество центров, соединённых линиями связи. Самый большой из них лежал под сферой с изображениями звёзд — вероятно, навигационным прибором, таким же, как земные АНК.

Он потянулся к этому устройству, и нужная ячейка мозаики сразу раздвинулась, открывая полутёмный зал с невидимым, но, вероятно, очень высоким сводом. На его периферии маячили ниши с замершими в них человеческими фигурками, то ли облачёнными в плащи, то ли завёрнутыми в слабо мерцавшую плёнку. Коммутационные порты, что-то вроде коконов в «грифах», решил Литвин, сосредоточившись на центральном возвышении. Там, над плоским чёрным диском, висела сфера диаметром метра полтора, и около неё парили в воздухе три человека. Одного он сразу узнал — Йата, клюворотый Столп Порядка; двое других были, видимо, его помощниками. Их руки метались над сферой, и, в такт движениям, в её глубине проскакивали искры. «Прокладывают курс?..» — подумал Литвин, и эта мысль вдруг отозвалась чёткой уверенностью в том, что он не ошибся.