Против кого воевать собираемся, господин полковник?

Ответа от Сосо Тутахашвили не ждите, он хранит многозначительное молчание. За него говорят факты. Подготовленный полковником законопроект наделяет жандармов фантастическими полномочиями, начиная от слежки за неблагонадежными гражданами и заканчивая контролем над судебными процессами. Кроме того, жандармерия претендует на передачу ей функций охраны нефтепроводов и газопроводов, аэропорта, грузов специального назначения, государственных учреждений, правительственных и дипломатических резиденций, высокопоставленных лиц, в том числе представителей иностранных государств. Государственную границу тоже берутся оберегать опричники Тутахашвили. Разведка, контрразведка и создание спецподразделений будут находиться в их же компетенции. Помимо непримиримой борьбы с террористами и диверсантами, жандармы обещают заняться и предотвращением военных переворотов.

Одним словом, сушите сухари, дорогие соотечественники!

– Мне кажется, что ты переоцениваешь возможности Черного Полковника, – заметил Бондарь, отвлекшийся на прикуривание сигареты. – С финансированим жандармерии все понятно: если что, Запад поможет. Но где Тутахашвили наберет двадцать две тысячи спецов? Службу нести – это, знаешь, не в спортивном костюме позировать, с автоматом наперевес.

Оторвавшаяся от чтения материалов по делу Гванидзе, Тамара одарила Бондаря взглядом строгой учительницы, ставящей на место зазнавшегося любимчика.

Черт побери, подумал он, какие же у нее красивые глаза! Умирать ради таких, конечно, не хочется, но жить…

– Ты знаешь, сколько человек входило в Службу правительственной охраны незабвенного Эдуарда Шеварднадзе? – спросила Тамара.

– Тысяч пять? – предположил Бондарь.

– По последним данным, обнародованным после переворота, – ровно двадцать две тысячи человек. Теперь понимаешь, насколько все это серьезно? – Тамара помолчала, собираясь с мыслями. Когда она заговорила снова, ее ноздри раздувались от негодования: – Тутахашвили попросту подгребает под себя остатки прежней охранки, а американцы помогают оснастить ее по последнему слову техники. У нас в Тбилиси ЦРУ существует на почти легальном положении, если хочешь знать.

– Это для меня не новость, – помрачнел Бондарь. – Но все же не следует сгущать краски. Насколько я понял, речь идет всего-навсего о законопроекте. – Он щелкнул пальцем по светящемуся экрану. – Смелые мечты полковника Тутахашвили далеки от воплощения в жизнь.

– Я сгущаю краски, по-твоему?.. Скажи, – Тамара кивнула на ночь за окном, – какой цвет ты там видишь?

– Черный, – машинально ответил Бондарь, переведя взгляд с окна на волосы журналистки, которые были темнее воронового крыла, несмотря на синеватые переливы в электрическом свете.

– Черный, – повторила она. – Это краска, которую сгустить невозможно, при всем желании. Ею пишется современная история Грузии. Когда польются потоки крови, переписывать что-либо будет поздно.

– А если без высокопарных заявлений?

Глаза Тамары гневно сверкнули:

– Изволь, попытаюсь достучаться не до твоего сердца, а до твоего разума. Несколько месяцев назад проект закона о жандармерии поступил на рассмотрение Совета национальной безопасности Грузии, но оттуда никакие официальные оценки не прозвучали – молчок. – Тамара пристукнула кулаком по столу. – Зато ведомство Тутахашвили помаленьку приступило к работе. Когда власти подавляли выступление сторонников священнослужителя Басила Мкалавишвили, демонстрацию разгоняли парни в новехонькой черной форме. На их щитах было начертано латинскими буквами: «Жандармерия»… Жандармерия, Женя! И это только начало.

– Если это начало, – пробормотал Бондарь, – то каким же будет конец?

– Чтобы ответить на этот вопрос, – сказала Тамара, – достаточно ознакомиться с историей любой банановой республики, управляемой марионетками США. Застенки, массовые репрессии, уничтожение инакомыслящих. Вот почему мы с отцом решили покинуть страну.

– Обычная история, – прокомментировал Бондарь. – Сначала народ выбирает себе идола, а потом начинает стонать под его игом.

– Чтобы ты знал, в революции роз приняли участие далеко не все грузины, – возразила Тамара. – В последних выборах приняло участие приблизительно пятьдесят процентов населения, а цээрушные обозреватели эту цифру раздули чуть ли не вдвое. Без опеки американцев теперешний президент и должности мэра Тбилиси не получил бы. У него же клеймо националиста на лбу! Нам внушают: ах, ах, какой светоч демократии у власти, как он детишек целует, как с простыми людьми за руку здоровается… Разве в этом дело? – Тамара посмотрела в глаза Бондарю. – Некто Шикльгрубер тоже был когда-то весь из себя белый и пушистый, да еще вегетарианец в придачу. Все орали «хайль демократия, хайль победа над коммунизмом», пока по Европе не повалил дым крематориев.

29

Бондарь, намеревавшийся посоветовать Тамаре не сгущать краски, прикусил язык. Это уже было. Как и вечно повторяющаяся история с очередным диктатором, въезжающим в триумфальную арку под овации счастливого народа.

– И в воздух чепчики бросали, – пробормотал он, чтобы нарушить затянувшуюся паузу.

– А надо бы тухлые яйца, – обронила Тамара. – Слушай, а как отразится на имидже грузинских властей эта история? – Она показала на конверт. – Запад покрывает чеченских боевиков, ничего не попишешь, но как там отнесутся к тому, что в Грузии гуляют на свободе отъявленные садисты? Взять хотя бы эту кошмарную историю с журналисткой… Италия не станет молчать, если то, о чем я прочитала, правда.

– Правда, – сказал Бондарь.

– Значит, нужно действовать.

– Я действую.

– Не слишком энергично. – Тамара сверилась с часами. – Скоро половина одиннадцатого, а мы все болтаем.

– Я как раз хотел обратиться к тебе с одной просьбой, – признался Бондарь, укладывая документы в конверт, чтобы спрятать его во внутренний карман куртки.

– Обращайся. Ради того, чтобы вывести на чистую воду наших черных полковников, я готова на все.

«Тогда поцелуй меня», – мысленно попросил Бондарь.

– Ну? – поторопила его Тамара.

– Ты боишься привидений? – спросил он.

– Боюсь, но не сильнее, чем монстров на тронах.

– Ты сказала, что можешь показать, где могила Гванидзе…

– Та-ак, – протянула Тамара, вставая. – Толкаешь меня на уголовное преступление? Хочешь проверить, кто похоронен в закрытом гробу? А знаешь, что бывает за надругательство над могилами?

– Смотря над чьими могилами, – произнес Бондарь, выпрямляясь напротив журналистки.

Она была на несколько сантиметров ниже, но держалась так, что разница в росте почти не ощущалась.

– Только проводишь меня, и все, – сказал Бондарь.

– Нет! – Тамара спрятала руки за спину и качнулась с каблука на носок.