— Попытка не пытка, — настаивала Розальба.

Бабушка Лукреция была просто счастлива исполнить просьбу внученьки. Будь ее воля, она бы каждый день возила девочку в школу на машине с шофером:

— Автомобилю тоже полезно подышать свежим воздухом. Он дни напролет киснет в гараже.

— О здоровье автомобиля позаботьтесь вы, — неизменно отвечал дядя Леопольдо, — а я позабочусь об Элизином: нет ничего здоровее, чем утренняя прогулка пешком.

— И ты должна поехать со мной, — настаивала в тот день Элиза. Естественно, она не объяснила почему, а притворилась, будто это просто каприз. Бабушка поворчала, потому что не привыкла вставать так рано, но в конце концов согласилась.

Судьбе было угодно, чтобы огромный черный автомобиль с хромированными блестящими ручками остановился перед школой ровно в тот момент, когда пришла синьора Сфорца. Дети обступили автомобиль, чтобы посмотреть на водителя в форме, который вышел и открыл с поклоном сначала одну, потом другую заднюю дверцу.

Даже синьора Сфорца с любопытством уставилась на него.

Когда она увидела, как из этого чуда выходят три ее ученицы и почтительно с ней здороваются, губы ее расплылись в довольной улыбке. Но когда синьора Лукреция Гардениго, в своем норковом пальто, со скромными утренними украшениями и безукоризненной прической под элегантной шляпкой, слегка опираясь на руку шофера в перчатке, сошла на тротуар перед школой, учительница окончательно растаяла и бросилась ее приветствовать:

— Синьора Гардениго! Чем мы обязаны такой чести?

Бабушка Лукреция смерила ее гордым взглядом:

— Вас очень легко удивить. Что же в этом странного, когда бабушка отводит в школу свою внучку?

— О, ваша Элиза — сущий ангелочек! — завизжала синьора Сфорца. — Настоящее сокровище!

— И как дела в школе у моего ангелочка? Учится? Хорошо себя ведет? Не позорит меня? Вы довольны такой ученицей?

— Она лучше всех! Лучше всех в классе! Я счастлива что она учится в моем классе! — поспешила заверить синьора Сфорца своим самым сладким голосом.

— Хорошо. Надеюсь, что Элиза так же довольна вами, — заключила бабушка Лукреция, не обращая внимания на руку, которую ей протягивала синьора Сфорца.

Элиза готова была сквозь землю провалиться. Ей всегда становилось неловко, когда бабушка Лукреция вела себя так высокомерно. Элиза могла поспорить, что в детстве бабушка была еще похуже Звевы Лопез. Но Приска толкнула ее в бок и прошептала:

— Вот видишь! Сработало. Я была права. Училка — подлиза. Тебя пронесло. Надеюсь, и нам это пригодится.

Бабушка Лукреция поцеловала Элизу в лоб, холодно кивнула учительнице на прощание, села в машину и велела шоферу трогаться.

И тут учительница сделала нечто такое, что все застыли разинув рты. На глазах у всех она притянула к себе Элизу и поцеловала в лоб, ровно в том месте, которого коснулись губы бабушки. Элизе показалось, будто по ней скользнуло змеиное жало.

— Уж лучше наказание, чем эта комедия, — сказала она вполголоса Приске, когда они уже сидели в классе. — Мы сами повели себя как подлизы.

— С врагом нужно бороться его же оружием, — решительно ответила Приска.

После переклички, молитвы и контроля чистоты учительница открыла журнал и устремила холодный взгляд на Приску и Розальбу.

— Учитывая досадный эпизод, случившийся в последний день занятий, — сказала она, — я была вынуждена…

«О нет! Двойка по поведению!» — подумала Розальба, сжимая крышку парты взмокшими руками.

— …написать замечание Розальбе Кардано, которая вытянула из отца тайные сведения и использовала их, и Приске Пунтони за то, что она без спросу прочитала стихотворение и дралась как уличный мальчишка. Эти замечания я написала пока карандашом. Они подтвердятся, только если Кардано и Пунтони снова поведут себя неподобающим образом. В противном случае я их сотру.

Она замолчала. Приска и Розальба вздохнули с облегчением. Замечание — это просто пустяки, даже если его обвести чернилами. Чтобы снизить на балл отметку по поведению, требовалось четыре таких замечания. Но остальные девочки с тревогой ждали продолжения. А что будет за это Звеве? А Элизе, которая, конечно, была сообщницей Приски и Розальбы?

Синьора Сфорца медленно-медленно закрыла журнал. Она протянула руку и взяла длинную палочку, которая была спрятана у стены за ее столом.

— Не хочется доходить до такого, — сказала учительница с сожалением, — но некоторые ваши одноклассницы своим грубым поведением просто меня вынуждают.

Она взмахнула палочкой, и девочки увидели, что из нее торчат ржавые гвоздики. Тогда они ее узнали. До прошлого года она поддерживала карту Европы, которая висела на стене. Гвоздиками карта крепилась к палке. Но она была такая старая и потрескавшаяся, что ее заменили, и теперь на стене красовалась новая, побольше и поярче.

Но пусть это и не было специально изобретенное синьорой Сфорца орудие наказания, вид у этой палки был зловещий.

«Если она поранит нас этими гвоздиками, у нас будет столбняк», — подумала Элиза. Она была уверена, что теперь пришла очередь ее и Звевы, которая, впрочем, сидела совершенно спокойно, будто не сомневалась в своей безнаказанности.

А учительница и правда сказала ледяным страшным голосом:

— Реповик! Гудзон!

— Я?! А я-то что сделала? — захныкала Аделаиде. А глаза всех Кроликов и Сорванцов загорелись от возмущения. Марчелла Озио пробормотала что-то сквозь зубы.

— Тихо! — скомандовала учительница. — Что ты сделала, Рапунцель? Я тебе скажу, что ты сделала, тоже мне паинька. Из-за тебя была унижена твоя одноклассница, которой ты недостойна даже шнурки завязывать. За это ты схлопочешь пять ударов палкой. Вперед, вытяни руки! Ладонями вниз!

Аделаиде послушалась, дрожа. Пока на нее сыпались удары — один, два, три… — она кусала себе губы, чтобы не плакать. Весь класс следил затаив дыхание. У Эмилии Дамиани вырвался нервный смешок.

— А теперь Реповик! — сказала учительница. — Ты осмелилась ударить Звеву Лопез дель Рио… Осмелилась поднять руку на девочку из хорошей семьи. Ты, нищая оборванка… Имела наглость…

— Она первая начала, — перебила ее Иоланда.

— Не пытайся оправдываться. Ты совершила очень серьезный проступок, за который я могла бы посадить тебя в тюрьму. Но я вместо этого накажу тебя всего лишь двадцатью ударами палкой, после чего ты отправишься домой и будешь всю неделю размышлять о своем поведении. Вперед! Вытяни руки!

Двадцать ударов — это много. Палка взмывалась в воздух и обрушивалась на ладони Иоланды, оставляя красные следы. К счастью, гвоздей на конце не было, так что кровь не пролилась.

Звева довольно наблюдала за этим из-за своей парты, наслаждаясь местью.