– Ты займешься внуками? – спросила она.

– Оставь меня в покое, – огрызнулась Ирена, стягивая с себя купальник.

– Твой зять с ними не справится.

– София, займись своими делами, – сухо бросила через плечо Ирена.

София вернулась в спортзал. Своими делами она заниматься не собиралась, даже если бы ей накинули петлю на шею. Но ничто на свете, даже необъяснимое отсутствие Донаты, не могло помешать ей выполнить упражнения по полной программе.

Когда она вернулась домой, телефон уже звонил. Это была Пенелопа, просившая о помощи. Поговорив с подругой, София тут же взялась за дело. Так как в доме Донелли никто не отвечал, она отыскала Андреа в редакции.

– Мне звонила твоя жена, – начала она и сразу перешла к делу: – Она хочет знать, где Присцилла.

– В больнице. Как передал мне Лука, египтянин сломал ей пару ребер, – объяснил Андреа.

– Значит, твои дети разом остались без матери и без домработницы. Извини, Андреа, я не хочу сыпать тебе соль на рану, я только спрашиваю, чем могу помочь? – сказала София.

– Не знаю. Я только что от нашего главного. Попросил у него несколько дней отпуска, чтобы заняться домом и детьми.

– Отлично. Присциллой займусь я. В какую больницу ее положили?

– Понятия не имею. Я дам тебе ее домашний номер. Посмотрим, что ты сможешь сделать для этой кретинки, – тяжело вздохнул Андреа.

Наконец-то София окунулась в свою стихию. Настроение у нее поднималось, когда надо было что-то сделать для друзей. Прежде всего ей предстояло успокоить Пенелопу, а затем заняться поисками филиппинки.

Пока она разыскивала в записной книжке номер сотового Пепе, телефон опять зазвонил. Это была Доната.

– Мне совершенно необходимо поговорить с Пепе, но я никак не могу ее найти! – Голос Донаты охрип и сел от рыданий.

– Ты всегда можешь обратиться ко мне. Что с тобой случилось? – участливо спросила София.

– Нет, с тобой я говорить не буду. Мне нужна Пепе!

– Тем хуже для тебя. Пенелопа в Чезенатико и останется там надолго, потому что она поссорилась с Андреа, – объяснила София. Она готова была пуститься в подробности, но ей ужасно хотелось знать, почему плачет Доната.

– И она тоже! – воскликнула Доната.

– Только не говори мне, что и ты поссорилась со своим Джованни. Боже милостивый, ты, Пепе и я могли бы открыть клуб разбитых сердец! – заметила София чуть ли не со смехом. – Джованни всегда был человеком безупречным. Мы с Пепе вечно тебе завидовали. Что он тебе сделал?

– Все, София, разговор окончен. Попробую позвонить в Чезенатико, – сказала специалистка по астрологии и повесила трубку.

Андреа уже раздал задания своим сотрудникам и был готов покинуть здание, когда к нему подошел главный редактор.

– Я как раз собирался выпить кофе. Составишь мне компанию? – предложил Этторе Москати.

Андреа спешил домой, но не решился отказаться. Они сели в лифт, спустились на первый этаж и вышли на улицу. Андреа никогда не смел отклонять приглашения этого человека, считая его творцом своей профессиональной судьбы. За это ему не раз приходилось сносить упреки от Пенелопы.

Если Москати звонил и спрашивал: «Завтра поедем по грибы?», Андреа отвечал: «В котором часу за тобой заехать?» Эти походы ни свет ни заря были для него сущим мучением, так как он любил спать допоздна, в то время как Москати, страдавший бессонницей, даже в четыре утра чувствовал себя вполне бодрым.

«Почему ты не чистишь ему ботинки? Почему не целуешь ему ноги?» – насмешливо спрашивала Пенелопа.

Бывало, после закрытия редакции Москати предлагал: «А не заглянуть ли нам в казино?» Андреа, падавший с ног от усталости и мечтавший поскорее лечь в постель, отвечал: «Я как раз собирался сам тебя пригласить».

За игорным столом Москати всегда выигрывал, а Андреа проигрывал. В шесть утра он возвращался домой подавленный и с пустыми карманами, спал четыре часа и возвращался на работу разбитый, но с улыбкой на губах.

– Может быть, тебе поселиться у Москати, – безжалостно замечала Пенелопа.

– Москати мой друг, – оправдывался Андреа.

– А твоя семья тебе кто? Попробуй спросить себя: сделал бы ты то же самое для своих детей? – сурово спрашивала она.

– Для тебя я сделал много больше. Ты бы помнила, если бы память у тебя была не так коротка! – в свою очередь упрекал ее муж.

– Тогда тебе было двадцать два года. Сейчас – сорок два. У нас с тобой был роман. Твои отношения с Москати можно назвать только одним словом: подхалимство.

– Идиотка! Я всем обязан Москати. Это благодаря ему я занимаю свое нынешнее место. Он всегда доверял мне.

– А ты отдавал ему все свои силы и профессиональные способности. Как тебе удается ценить себя самого столь низко?

Она его не щадила.

– Что-то ты невесел, – заметил главный редактор, высыпая в свой кофе заменитель сахара из пакетика.

– Пепе меня оставила, – признался Андреа.

– И ты еще недоволен? Я десять лет воюю, чтобы установить раздельное проживание с женой, – возразил редактор.

– Все зависит от того, какая жена. Мне очень хорошо с Пенелопой.

– Тем не менее ты изображаешь из себя Казанову, лазая по чужим постелям. Что ты натворил со Стефанией?

– Ничего серьезного. Я же люблю свою жену.

– Тебе нужен адвокат?

– Я об этом и думать не хочу. Мне нужно только, чтобы она вернулась ко мне и к детям, – решительно заявил Андреа.

– Так она оставила их на тебя? Но это значит, что она обязательно вернется. Дай ей время, а сам бери отпуск и наслаждайся свободой, – добродушно усмехнулся Москати, хлопнув его по плечу.

Слова Москати насчет того, что «она обязательно вернется», музыкой звучали в мозгу у Андреа по дороге домой. Это было первое обнадеживающее заверение за последние сутки. Но потом, увидев разгром в квартире, он снова пал духом. Больше всего его беспокоило выбитое стекло в двери гостиной, напоминавшее о последней ссоре с Пенелопой. Он нашел в справочнике телефон стекольщика, позвонил и попросил застеклить дверь как можно скорее. Если Пенелопа вернется, он в жизни никогда больше ничего не сломает и не разобьет. «Клянусь», – сказал он самому себе, оглядываясь кругом и не зная, за что раньше хвататься, чтобы вернуть дому жилой вид.

Уборку кухни Андреа решил начать с птичьей клетки. Самсон лежал, свернувшись в углу, и наблюдал за ним с непроницаемым видом. Решив, что пес благодарен ему за компанию, хозяин протянул руку, чтобы его погладить. Бобтейл оскалил зубы и зарычал.

– Ясно. Какие нежности при нашей бедности, – улыбнулся Андреа и протянул псу кусочек бисквита. Самсон обнюхал подношение и бережно подхватил его зубами.