Несколько таверн, несколько церквей, несколько повозок и военно-морской патруль. Вот и весь портрет.

Уильям направился прямиком к патрулю. Представился и поинтересовался, где находится дворец губернатора.

– Дворец? – Молодой офицер, начальник патруля, показал ему на большой двухэтажный дом с синими жалюзи. почти затерявшийся в тени платанов. Он начал было объяснять, как быстрее и легче до него добраться, но тут выяснилось, что этого не требуется. Из москательной лавки, двери которой открывались прямо на набережную, вышел майор Плант. Увидев Кидда, он громко его поприветствовал, сорвав с головы шляпу.

– Губернатор? Сейчас я вас провожу. Представиться? Да, нужно. Я вас представлю.

Сэр Вудфорд был в отвратительном расположении духа после бессонной ночи, устроенной ему родной подагрой. Губернатор принял все положенное в таких случаях лечение, дважды позволял отворять себе кровь, но облегчение получил лишь частичное. Он сидел возле фонтана в широком плетеном кресле, едва запахнув полы халата, заляпанного красными пятнами. Было такое впечатление, что он встал не из постели, а вернулся с поля боя.

– Сэр! – крикнул Плант. – Это мистер Кидд, командир нового корабля нашей эскадры.

Толстяк поднял затянутый туманом ноющей боли взгляд. В этот момент ему было все равно, каким количеством кораблей обладает его эскадра.

Кидд постарался как следует щелкнуть каблуками, чтобы продемонстрировать свою безусловную бравость, чтобы его превосходительство понял, что важный пост доверен стоящему человеку.

– Очень рад, мистер Кидд.

Уильям отчеканил что-то звучно-верноподданническое и еще раз щелкнул каблуками. На этот раз, от перехлеста эмоций, у него вышло не слишком хорошо. Он даже потерял равновесие и вынужден был сделать резкий прыжок в сторону, чтобы не упасть. В силу этого он выпал из поля зрения вяло моргнувшего губернатора. Сэр Вудфорд удивился, не обнаружив перед собою этого красавчика в голубом камзоле.

Был и исчез!

Губернатор так удивился, что на мгновение забыл о боли. Где же он? Может, это было видение от возобновившегося полнокровия?

Наконец Уильям снова был увиден сэром Вудфордом. Увиден, но не одобрен.

– Это какой-то кузнечик, а не капитан.

Кидд, конечно, смутился, и, чтобы сразу же разубедить толстого губернатора на свой счет и доказать свою пригодность, он немедленно завел разговор о проблемах своего корабля.

Кренгование.

Бочки.

Его превосходительство слушал с ужасом. К нему никто и никогда не обращался с такими разговорами, тем более сразу после приступа подагры.

Майор Плант взял капитана Кидда за локоть и довольно сильно сжал. Уильям принял этот жест за поощрение и широко улыбнулся страдающему старику:

– Так как же, ваше превосходительство, я могу рассчитывать на вашу помощь?

Понимая, что напрямую этому деятельному господину он ничего объяснить не сможет, губернатор повернул голову к майору и простонал:

– Плант, где ваши бочки?

– Дочки?! – удивился майор. В глубине души он всегда думал о замужестве своих дочерей, поэтому не надо удивляться тому, что он ослышался.

– Да, да, – капризно продолжал губернатор. – Отдайте их ему, отдайте, сколько он захочет.

Майор покраснел.

– Но, сэр…

– Отдайте, не жадничайте, видите, он не отвяжется просто так, ни за что не отвяжется.

– Но, сэр!!!

– И порох тоже.

– При чем здесь порох?!

Уильям вертел головой, пытаясь понять, что происходит.

– А кренгует пусть сам.

Плант почернел.

– Кого?! Моих дочерей?!

– Что вы все время про своих дочерей? Не до них сейчас. Дайте ему двадцать бочек пороха. Лорд Хардуэй велел оказывать содействие, вот я и оказываю.

– Но мои дочери, сэр, не обязаны этого делать.

Сэр Вудфорд застонал:

– Пусть ваши дочери делают что хотят. Пусть даже кренгуют, если им это нравится, а меня оставьте в покое, ради бога, оставьте меня в покое!

Уильям Кидд понял, что визит закончился удачно. Теперь у него будут и бочки, и порох. А это значит, что в глазах своей команды он будет выглядеть орлом.

Орлом ему выглядеть хотелось.

Оставалось разобраться с дочерьми майора Планта. Каким образом они затесались в эту историю.

Когда они вышли за ворота губернаторского дома, он попытался, со всей возможной деликатностью, разобраться в этом вопросе.

Майор выслушал его витиеватую, полную расшаркиваний и одновременно странных намеков преамбулу и хмуро констатировал:

– Пойдемте ко мне. Раз уж речь зашла о моих дочерях, надо их с вами познакомить. А вас с ними.

Уильям выразил живейшую готовность идти знакомиться.

Роль отца пяти дочерей на выданье – страшная роль. Ни о чем другом, кроме как о женихах для них, майор думать был не в состоянии. Это правило действовало не только в Старом Свете, в Европе, но и в Новом, на Американском континенте.

Таким образом, легко понять, почему в доме майора Планта поднялся переполох, когда туда вошел капитан Кидд.

Майор жил не так богато, как губернатор, на одно колониальное жалованье разгуляться было трудно, несмотря на то что жизнь на островах Карибского архипелага была баснословно дешева. Основные траты, как легко себе представить, совершались по поводу девичьих туалетов.

Странно устроены женщины. В каком бы медвежьем углу им ни довелось жить, они почему-то всегда отлично осведомлены о том, как изволит одеваться ее величество королева, и требуют, чтобы их одели примерно так же. Невзирая на то, каковы доходы отца или мужа.

Причем отцу труднее.

Жене отказать легче, чем дочери.

Так, по крайней мере, думал майор, провожая капитана в гостиную.

Уильям Кидд уселся в кресло подле небольшого наборного столика на высоких тонких ножках, ножны своей длинной шпаги поставил между коленями, обе ладони положил на рукоять. Надушенные перчатки бросил на край стола. Именно так вели себя джентльмены, которых приходилось ему видеть. Майору не понравился этот жест с перчатками (по его представлениям, им было место на колене или за поясом), но он промолчал.

Рослая, статная негритянка в цветастом облегающем платье внесла поднос, на котором стоял кувшинчик синего стекла и две рюмки.

– Это местный ром, мистер Кидд. Весьма недурен.

Майор аккуратно разлил золотистый напиток. Выпили.

Во рту Кидда еще полыхало горючее облако, когда хозяин уже открыл парад невест.

– Изволите ли видеть, я вдовец, но женским обществом более чем не обделен.